Параллельные вселенные Давида Шраера-Петрова

Возможность стать новым великим русским писателем, то самое желание, без которого не было бы романа «Доктор Живаго», означало для Пастернака занять место Горького после его смерти в 1936 году. Для этого было необходимо сломать – внутри самого себя! – рамки самоограничения, побороть известный еврейский страх выделиться, стать заметным в чужеродном окружении, участвовать в русской истории, в событиях политической и литературной жизни, чувствуя на это полное право[210].

Пастернак, как и Мандельштам в «Шуме времени», должен был разрешить для себя эту задачу, поскольку при известном отношении к еврейству у него было определенное чувство еврейского, см., например, историю его встречи с поэтом Авраамом Суцкевером, в том числе и упоминание о языке идиш как о языке дома его родителей[211]. Кризис Пастернака 1930-х гг., нервное расстройство, быть может, в определенной степени объяснялись этой огромной внутренней работой, которую невозможно назвать иначе, чем вторым рождением[212].

Имеется в виду не только цикл с таким названием, но и сложный внутренний процесс нового становления. Стать писателем в России означало для Пастернака кровное и духовное слияние с русским народом, без которого невозможно было бы писать о народниках и народничестве[213], о народности и государственности, и, конечно же, о новой для себя религии. Официальный акт крещения вполне естественно рассматривался поэтом, таким образом, как завершение внутреннего пути к России, ее народу, его религии. Проблема народности не могла быть разрешена Пастернаком вне воплощения собственного ощущения русскости и реализации своих потенциальных возможностей. Приход к тому, что совершилось с благословения о. Николая Голубцова*, мог произойти не только через религиозные и философские переживания, но прежде всего творческим образом [Рудник 2001: 65–66].

Далее следуют общеизвестные высказывания Пастернака о расчете с еврейством и всеми видами антихристианства из переписки с О. Фрейденберг. Однако в связи с «Искуплением Юдина» меня больше всего волнует примечание к этому месту, которое я обозначил, для отличия от собственных примечаний – «*»: