Параллельный вираж. Следствие ведёт Рязанцева

Она медленно поворачивалась, давая себя рассмотреть в покадровом воспроизведении. Подмышечные впадины, вогнутость спины, параболу нижних рёбер, стройные атлетические ноги. Матовую смуглую кожу живота, ослепительный треугольник белого шёлка и малый скруглённый просвет прямо под ним.

Его разбудил стон. Он вылез из-под одеяла и пошёл на звук голоса.

Через час мать увезли в больницу. Мотя долго стоял у окна, всматриваясь в безликую серость утреннего пробуждения. Он ненавидел эту жизнь и в особенности это утро. Оно отнимало самое дорогое, что у него было, ничего не давая взамен. Если мама умрёт, то и ему в этой жизни делать больше нечего.

Денег не было. Их никогда не было, даже когда мама была здорова. Они и тогда еле сводили концы с концами, а теперь и подавно. Теперь к прочим расходам прибавились расходы на лекарства. А ещё маме требовалось усиленное питание. Спасти положение могли бы накопления на чёрный день, но их не было. Откуда? Они всего лишь жалкие обитатели проссанного подъезда многоквартирной хрущёвки с запахом мертвечины из подвала. С окнами, выходящими на двор, засранный собаками, с мусоркой, обсиженной крысами и облюбованной брошенными домашними животными.

Вот он настал, чёрный, чернее некуда. Чёрный, как дупло старого дерева, в которое упирался его взгляд. Такое же дупло образовалось у него в груди в тот момент, когда врач огласил диагноз. Именно огласил, не произнёс, не сказал, а огласил. Уверенно и почти торжественно.

— У твоей мамы онкология. Проще говоря, рак.

Ему захотелось ударить этого бездушного холодного человека в белом отутюженном халате и такой же белой, похожей на пасхальный кулич, шапочке. Он не любил белый цвет, всё, что его окружало, всегда было чёрным. Вся его жизнь — чёрное дупло сочащейся боли. Душевной и физической.

— Мотя, не присмотришь за коляской, мне только на минуточку в аптеку за капельками сбегать? — Он с трудом оторвал взгляд от чёрной смолы, обволакивающей расщелину дупла.

— Что?

— В аптеку… — Нина Алексеевна, соседка со второго этажа, присела рядом на скамейку, подтянула коляску. — Прости, я подумала… Как мама?

— Плохо, — выдохнул с хрипом. Прокашлялся и повторил голосом доктора: — У неё онкология, проще говоря, рак.

— О боже! — Соседка скрестила на груди руки, покачала головой. — Может, помощь нужна? Что врачи говорят?

— Врач говорит, нужны лекарства и усиленное питание.

— О боже! Как же ты… — Соседка осеклась. — Надо что-то придумать.

В коляске заворочался и пискнул малыш. Нина Алексеевна затрясла ручку.

— Ей сейчас витамины нужны. Знаешь что, ты присмотри за Костиком, а я сбегаю в аптеку, куплю капли и витамины для мамы твоей.

— У меня нет денег.

— Не надо денег. Я куплю. Мы же соседи. Должны выручать друг друга, да ведь?

Он кивнул.

Нина Алексеевна купила не только витамины, но и продукты для мамы. А ещё придумала, как ему помочь в сложившихся обстоятельствах. Она собрала придомовой совет, переговорила с соседями, и благодаря ей Мотя стал выполнять различные поручения.

В старой хрущёвке живут в основном старики да старухи. Кому в магазин за продуктами сбегать, кому мусор вынести. Добродушные и сочувствующие пенсионеры и накормят, и деньжат когда-никогда подкинут.

Молодые мамочки обращались с просьбой за детишками присмотреть. Мотя охотно соглашался. Платили пусть немного, но на хлеб хватало. В круговерти забот он почти забыл про Аниту.

Встреча любит неожиданность.

Удивительно устроена жизнь. Удивительно просто. Он вышел на площадку покурить. Сигаретами угостил дед Егор из четвёртого подъезда. Удовольствия курение не доставляло, но прибавляло уверенности в себе.

Она впорхнула в подъезд вместе с потоком ослепительного солнца. Бабочкой влетела на третий этаж и замерла.

Он не верил в чудеса. В его жизни их не было. Она стояла перед ним в круге солнечного сияния. Блестящие чёрные глазки в прорезях век, маленький вздёрнутый носик. Белый сарафан на тонких бретельках, тот самый, из его сна, подчёркивал бронзовый отлив загара. Она была здесь, рядом с ним, и он мог излить на неё свою любовь. Всю без остатка.

— Мотя?! — узкие щели глаз округлились. — Ты что здесь делаешь?

Он стоял оглушённый и задыхающийся. Он слышал гулкий стук своего сердца.

— Я здесь живу.

— Да? А я…

Он не слушал, она была здесь, рядом с ним, и не было сомнений — она осознаёт силу своей красоты, хоть внутренне и не уверена.

Предельное напряжение душевных сил вызвало лёгкое головокружение. Сон повторился, и на этот раз он досмотрит его до конца.

— Эй, ты чего? — улыбаясь, она помахала тонкой рукой перед его лицом.

Он поймал её руку и потянул к себе. В узких глазах мелькнуло удивление. Второй рукой он прижал к себе тонкий, скользящий шёлком стан, и на этот раз в её глазах мелькнул безотчётный страх. Будто она не понимала, для чего всё это.

Резким движением она оттолкнула его, но не удержалась и упала сама. Летящий подол сарафана задрался, оголив стройные атлетические ноги до того самого ослепительно белого кружевного треугольника.

Глава вторая

На фоне чистого голубого неба серое здание Пятигорского вокзала казалось приплюснутым.