Параллельщики

Он потянул меня за собой, и мы понеслись к возвышающимся в километре от нас многоэтажкам. Только что здесь расстилалось обычное заснеженное болото с невысокими кривыми сосенками, выглядывавшими из-под покрытых тонким настом сугробов, а теперь вместо привычного пейзажа снова начинался бред, связанный – я это знала – с моими детскими воспоминаниями. Ну почему именно с моими? Почему я такая особенная?! Эта мысль возникла и сразу же исчезла, потому что нужно было думать совсем о другом. Перед нами вырастала путаница вагончиков и балков, связанных между собой полосами теплотрасс, привычной же дороги не было совсем. Мы, спотыкаясь о проволочные крепления, бежали именно по трубам, обмотанным то стеклотканью – это было хорошо, – то черной изоляционной лентой – и это оказывалось намного хуже, потому что, в отличие от ткани, она, слегка припорошенная сконденсировавшимся от мороза инеем и присыпанная снежком, была невероятно скользкой, и бег по такой теплотрассе становился пыткой. Но Лаки тянул меня вперед, заставляя бежать все быстрее, а потом резко останавливался, ища выход из лабиринта вагончиков и теплотрасс, и тогда я ударялась в его спину, еле удерживаясь от падения в – я это знала – обманчиво мелкие сугробы, под которыми наверняка были бескрайние глубокие лужи горячей воды, выливавшейся из пробитых кое-где труб. Детский кошмар стал явью, и я иногда успевала урывками подумать, а что происходит в других частях города. Такая же паутина труб, слепящие глаза вспышки падающих все чаще звезд и усиливающийся холод, или все же нет? Или в каждом месте своя чертовщина?

– Стой! – Лаки резко остановился, подхватил меня, удержав от падения в огромную парящую лужу посреди рыхлых сугробов. – Дорога. Нам надо на ту сторону.

Я выглянула из-за его плеча. Да, дорога, ярко освещенная, огороженная с обеих сторон валами счищенного с проезжей части снега – они были почти в рост человека, и мы стояли как раз на таком валу, – и заполненная слишком быстро проносившимися машинами, причем не легковушками, а грузовиками, а то и вообще немыслимыми в городе спецмашинами, перевозившими трубы для нефтепроводов. Все они мчались куда-то с пустыми кабинами, управляемые неизвестно кем – не настоящие автомобили, а снова материализованный бред. Но теперь уже не мой! Значит, у кого-то поблизости тоже очень образное мышление. Смешно, но эта мысль меня немного успокоила. На одну секунду. И сразу же пришел страх: перебраться на ту сторону просто нереально! Лаки, оценив обстановку, спрыгнул на узкую обочину, помог спуститься мне.

– Когда дерну за руку – сразу бежать, на слова у нас времени нет!

Я, представив, во что нас может превратить пронесшийся мимо грузовик, сжала руку парня, показывая, что поняла. Нас сбивал с ног мощный поток воздуха от машин, но гарь выхлопов и туман испарений стояли в морозном воздухе, словно при полном безветрии, мешая видеть и дышать.

Рывок за руку, бег, ослепляющий блеск дальних фар, обледенелая, отполированная до состояния катка, но не ровная, а желобом – от краев вниз, к проезжей части, – дорога, вонючий морозный воздух сжигает горло и легкие. Запах металла, смазки и мазута, в миллиметрах от лица проносится проржавевший, в черных потеках, бензовоз с надписью на гипертрофированной бочке: «Огнеопасно». Ноги скользят по поднимающемуся вверх краю дороги. Обочина, белый «мрамор» только что счищенного грейдером снега, полосатая стена срезанного грейдером же сугроба, узкий проезд, в который меня властно тянет Лаки, и… мертвая тишина двора.

Лаки остановился.

– Иди, ты должна пройти! Думай о своем доме. Что бы ни увидела, думай только о том, чтобы вернуться домой. Там твои родители. Думай о них! Беги! Ну!

Я побежала вперед, теперь уже через ставший бесконечным двор, окутанный мертвой тишиной. Это не красивое выражение – она на самом деле была мертвой: на земле лежали тела людей, в песочнице в вечной игре в куличики застыли фигурки детей, на качелях смеялась мумия девочки с темным, покрытым кристаллами инея, лицом и пушистыми от снега волосами. Тишина и смерть вечной зимы, когда-то поразившая меня в экранизации книги Ле Гуин, теперь материализовалась в совсем других образах. Это были не мои виденья, но идти через них предстояло именно мне. Внутри рос страх, отвращение, желание поскорее уйти из этого бредового мира, вернуться домой, увидеть родных, почувствовать объятия мамы, теплые ладони отца. Я вспомнила о родителях, об уюте своего дома, о спокойном мире, где никогда не бывает сдвигов пространства, блокад и овеществленных кошмаров. И побежала через этот мертвый, застывший в бесконечности времени двор.

На лицо упали холодные капли. Я остановилась, огляделась. Тихий дворик, окруженный четырехэтажными кирпичными домами, голый асфальт под ногами, с низкого серого неба сыпет мелкий дождь.

Я вернулась домой. Или… лишилась этого дома?

Глава 4