Разведчики один за одним скрылись в колодце. Последним в люк опустился пан Куронь — и сразу вслед за ним в зловонную дыру заскочил Савушкин. Как же здесь мерзко! Железные перекладины скользили под ногами, и чем ниже спускался капитан — тем сильнее была вонь канала. Всплески означали, что очередной разведчик прыгнул в омерзительную жижу. Грязная и липкая вода, холод, намокшая одежда вызывали дрожь по всему телу — Савушкин мельком подумал, что, ей Богу, лучше уж было остаться на той баррикаде, где сейчас сражается батальон пана Куроня…
Вязкая грязь налипала на сапоги, встречное течение сбивало с ног. Цепь лампочек, в прошлый раз освещавших путь, теперь не светила — идти приходилось в полной темноте. Савушкин положил руку на плечо Куроня — только так можно держаться на ногах…
Прошло где-то два часа — и они достигли того опасного водоворота, в котором, по словам мальчишки-проводника, вчера сгинуло три человека. В этом месте потоки, текущие с разных сторон, образовали смертельно опасный водопад. Бурлящие воды сливались из узких верхних каналов, проходивших над широким каналом, по которому шла группа разведчиков.
— Пан капитан, держитесь за верёвку! — бросил Савушкину пан Куронь и, включив фонарик, направил его на стену канала. К ней, действительно, была прикреплена верёвка — уходящая в темноту. Держась за неё, впереди во тьме брели разведчики.
— Хорошо! — Савушкин ухватился за верёвку. Ничего себе, да это целый канат! Ладно, будем держатся его — благо, глубина канала в этом месте едва превышала сантиметров сорок.
Слава Богу, всё когда-то кончается — закончился и переход группы Савушкина из Старувки в Жолибож. Они выбрались на поверхность — и были ошеломлены тем, что творилось вокруг…
Никакой стрельбы. Никаких развалин. Целые дома, утопающие в зелени палисадников и садов, улицы и парки, — все было свежим, все нетронутым, будто рядом и не было разрушенной Варшавы. Всюду царил порядок, все стояло на своих местах. Движение на улицах — как до войны, во дворах, как в доброе старое время, играли дети. Лишь изредка со стороны Старувки слышались взрывы и залпы немецкой артиллерии.
— Товарищ капитан, бачите, шо робицца? — Костенко почесал затылок.
Савушкин кивнул.
— А зачем немцам раскидываться силами? Сегодня они добивают Старый город, завтра придет очередь Жолибожа… Пан Куронь, мы — в костёл к пану Хлебовскому. Вы с нами?
— Нет, пан капитан, я к майору Шведу. Если будет в вас нужда — я пришлю к вам связного до костёла.
Савушкин кивнул.
— Договорились.
Через полчаса они были у стен костёла, прочно сменившего амплуа культового сооружения на функцию госпиталя — вокруг здания стояло десятка полтора конных повозок и развозных фургонов, наскоро переоборудованных под санитарные машины, суетились санитары, у входа в костёл стояло трое носилок с ранеными.
Как будто ничего и не менялось, подумал Савушкин. Лишь гнетущее чувство ожидания близкого кошмара, казалось, висело в воздухе…
Из костёла вышел ксёндз Хлебовский. Увидев Савушкина и его людей — он широко улыбнулся и подошёл к ним.
— День добрый, пан капитан! День добрый, панове! Вы к нам?
— Не совсем. Сегодня мы должны встретить одного человека, и проводить его до пана Живителя. А что дальше — пока не знаем, не от нас зависит…
— Ваш дом по-прежнему свободен и ждёт вас. Ключи? — и пан Хлебовский, порывшись в карманах, достал связку.
Савушкин покачал головой.
— Вы прям наш ангел-хранитель, пан Хлебовский!
Ксёндз скупо улыбнулся и ответил:
— Такая работа…
Из дверей костёла, опираясь на костыль, вышла Дануся. Увидев капитана — она вспыхнула, как маков цвет, щёки её зарделись, а руки начали лихорадочно перебирать фартук. Однако, подумал Савушкин, какая реакция на их появление…
— Пани Дануся, може, забежешь нас до дому пана Шульмана?
Вскинула голову, и — гордо:
— Znasz drogę!
Савушкин согласно кивнул.
— Знам. Але з вами бендзе шибче и ладней…
Дануся погрустнела и указала на свой костыль:
— Zdecydowanie nie szybciej…[211]
Савушкин, сняв ранец, порылся в нём, достал большую плитку французского шоколада, взятого на складе в Вилануве и дожидавшуюся своего часа среди всяких нужных мелочей — и протянул девушке, сопроводив свои действия улыбкой и такими словами:
— Слышалем, же чеколяда помога шибчей лечиць раны…
Девушка растерянно посмотрела на Савушкина, взяла плитку, вновь отчего-то густо покраснела, промолвила вполголоса:
— Dziękuję bardzo! — и живо упорхнула в костёл, причём, как заметил Савушкин, костыль ей для этого совершенно не понадобился…
Костенко, прокашлявшись, вполголоса произнёс:
— А ведь девка втрескалась в вас, товарищ капитан, по уши…
Савушкин вздохнул.
— Олег, не неси ахинею… Ладно, по коням — нам к пану Шульману! Вечером ждём живую бандероль с того берега…
Но в этот день «посылку» из Центра они не получили — вместо неё пришла радиограмма от Баранова. Савушкина её текст изрядно озадачил, и он решил обсудить её со своим заместителем.
— Володя, на, почитай. — И протянул лейтенанту бланк с каллиграфически выведенными Строгановым строками сообщения.