Паразиты сознания. Философский камень. Возвращение ллойгор

— Исчезнувшие колена Израилевы, ну, разумеется! В жизни не слыхал настолько инфантильной, притянутой за уши идеи! Да вам любой скажет, это чушь собачья. Кроме того, я убедительно доказал, что валлийцы — это уцелевшие потомки жителей погибшего континента Му. У меня есть неопровержимые свидетельства! Вне всякого сомнения, какие-то из них и вам встречались.

— Не так много, как бы мне хотелось, — признался я, размышляя, во что такое я ввязываюсь.

Тут полковник прервался, предложил мне виски — и мне пришлось по-быстрому решать: сослаться ли на срочные дела и бежать без оглядки или стоять до конца. Дождь по-прежнему хлестал в окна — и это решило дело. Останусь, а там — будь что будет.

— Сдается мне, я угадываю ход ваших мыслей, — заметил полковник, разливая виски. — С какой стати Му, а не Атлантида?

— Действительно, с какой бы стати? — озадаченно повторил я. На тот момент я пока еще понятия не имел, что континент Му предположительно находился в Тихом океане.

— Вот именно. Я задавался тем же самым вопросом двадцать лет назад, когда сделал первые свои открытия. С какой стати Му, если основные реликты древней цивилизации сохранились в Южном Уэльсе и в Провиденсе?

— В Провиденсе? В каком таком Провиденсе?

— Который в штате Род-Айленд. У меня есть доказательства, что именно там находился центр религии уцелевших жителей Му.

— Кстати, реликты. Вот, пожалуйста. — Полковник протянул мне осколок зеленого камня, такой тяжелый, что в одной руке едва удержишь. Ничего подобного я в жизни не видел, хотя в геологии худо-бедно разбираюсь. А изображение и надпись, на нем вырезанные, встречались мне только раз: в некоем храме в джунглях Бразилии. Плавная вязь письмен чем-то смахивала на скоропись Питмана: лицо в обрамлении букв вполне могло быть дьявольской маской, либо змееподобным божеством, либо морским чудовищем. Я смотрел на рисунок, испытывая то же самое отвращение — чувство гадливости, — накатившее на меня при первом же взгляде на рукопись Войнича. Я жадно глотнул виски. Эрхарт указал на «морское чудовище».

— Это символ народа Му, так называемых йамби. Цвет камня — это их цвет. Одно из средств узнавать, где именно они жили — вода такого оттенка.

— Как именно? — недоумевающее вскинул глаза я.

— Когда они уничтожают какое-то место, они любят оставлять там заводи — небольшие озерца по возможности. Их нетрудно опознать: они всегда самую малость отличаются от обычного водоема. Характерное сочетание затхлой зелени с синевато-сероватым отливом — как вот здесь.

Полковник снял с полки роскошный художественный альбом с названием вроде «Прелести руин». Открыл, ткнул пальцем в цветную фотографию.

— Вот, посмотрите: Сидон в Ливане. Та же самая водянистая зелень. А теперь взгляните вот сюда: Анурадхапура на Цейлоне: те же сине-зеленые тона. Цвета распада и смерти. Оба места они в какой-то момент уничтожили. Мне известны еще шесть.

Вопреки себе, я был не на шутку заинтригован. Должно быть, это камень произвел на меня впечатление столь сильное.

— Но как им это удалось?

— Вы совершаете распространенную ошибку, предполагая, что они походили на нас. Ничего подобного. В наших терминах, они были бесформенны и невидимы.

— Невидимы?

— Да, как ветер или электричество. Вы должны понять, что они — скорее силы, чем живые существа. Более того — даже не четко раздельные организмы, вроде нас. Об этом недвусмысленно говорится в табличках наакалов у Черчварда[257].

Полковник продолжал рассказывать; всего, что он наговорил, я записать не возьмусь. Многое из его речей показалось мне полным вздором. Но была в них некая безумная логика. Эрхарт то и дело хватал с полок книги и цитировал мне отдельные отрывки — по большей части, насколько я мог судить, за авторством всевозможных эксцентриков. А затем брал в руки учебник по антропологии или палеонтологии и зачитывал выдержки, что словно бы подтверждали все вышеизложенное.