Паразиты сознания. Философский камень. Возвращение ллойгор

Эрхарт, несмотря на хромоту, облазал со мною все окрестности, устал смертельно и вернулся домой в шесть, собираясь лечь пораньше. По пути домой мне показалось — или, возможно, примерещилось, — что цыганского вида парень следовал за мной по пятам несколько сотен ярдов. Какой-то мальчишка, очень похожий на моего давешнего знакомца, ошивался у входа в гостиницу — и, едва завидев меня, скрылся. Похоже, за мной следили. Но поужинав и расслабившись, я решил заглянуть в паб, где накануне видел старика Чикно, и осторожно навести о нем справки.

Не дойдя до цели четверти мили, я увидел объект своих поисков: Чикно стоял в дверях молочного магазина и не спускал с меня глаз, даже не пытаясь скрыть свой интерес. Я понимал: если я его проигнорирую, то мое чувство незащищенности только усилится, что того и гляди обернется для меня бессонной ночью. Засим я поступил так, как порою поступаю с чудовищами в ночных кошмарах — направился прямиком к старику и заговорил с ним. И не без удовлетворения отметил, что застал его врасплох. Водянистые глаза забегали — так выдает себя человек, у которого совесть нечиста.

Приблизившись вплотную, я осознал, что прямой подход мне ничего не даст. «Зачем вы за мной следите?» Чикно инстинктивно схитрит, — а чего и ждать от человека, который обычно с законом не в ладах? — и станет все наотрез отрицать. Так что я лишь улыбнулся и сказал:

— Погожий вечер, не так ли?

— Эге, точно, — ухмыльнулся цыган.

Я постоял рядом, делая вид, что любуюсь окрестностями. Шестое чувство меня не подвело. В роли охотника Чикно ощущал себя слегка неуютно: он скорее привык быть дичью.

— А вы нездешний, — заметил он спустя несколько минут. Акцент у него был не валлийский, но более северный: резковатый и грубый.

— Да, я американец, — подтвердил я. И, выждав небольшую паузу, добавил: — Да и вы тоже не из здешних мест, судя по выговору.

— Эге. Из Ланкашира мы.

— Из какой его части?

— Даунем.

— А, ведьминская деревня! — Я в свое время читал курс, посвященный викторианским романистам, и сразу вспомнил «Ланкаширских ведьм» Эйнсворта[260].

Чикно ухмыльнулся — и я заметил, что во рту у него ни одного целого зуба не осталось; сплошь раскрошенные, потемневшие пеньки. При ближайшем рассмотрении я также понял, что глубоко ошибался, сочтя его безобидным. Эрхартово сравнение с ядовитым пауком было не так уж далеко от истины. Для начала, цыган оказался куда старше, нежели казалось на расстоянии — я бы дал ему больше восьмидесяти. (По слухам, Чикно перевалило за сто. Доподлинно известно, что его старшей дочери стукнуло шестьдесят пять.) Но годы не смягчили его нрава и не сделали его доброжелательнее. Ощущалась в его облике некая животная распущенность, отталкивающая живучесть, как если бы ему до сих пор доставляло удовольствие причинять боль либо вызывать страх. Даже просто разговаривая с ним, я ощущал, как мурашки по коже бегают: все равно что гладить собаку, у которой подозревают бешенство. Эрхарт пересказал мне немало отвратительных слухов об этом человеке, и теперь я готов был поверить каждому слову. Мне тут же вспомнилась история о маленькой дочурке фермера, которую Чикно приютил в дождливую ночь, — и мне стоило немалых трудов не выказать отвращение.

Мы постояли еще несколько минут, разглядывая освещенные улицы. Мимо, не обращая внимания на нас, продефилировали несколько подростков с портативными радиоприемниками.

— Руку давайте, — вдруг приказал старик.

Я послушался. Цыган с интересом воззрился на мою правую ладонь. Затем проследил линии в основании моего большого пальца.

— Линия жизни длинная.

— Рад слышать. А что еще вы видите?

Он поднял глаза и злорадно ухмыльнулся.

— Для вас — ничего интересного.

Во всей этой беседе ощущалось нечто искусственное. Я глянул на часы.

— Пора пропустить стаканчик.

И я повернулся было уходить, но тут же предложил, словно под влиянием внезапно пришедшей в голову мысли:

— А вы ко мне не присоединитесь?

— Чего б нет? — И Чикно улыбнулся так оскорбительно, что, если бы не мои подспудные мотивы, следовало бы разобидеться насмерть. Понятно, что он про себя думал, что я-де его боюсь и пытаюсь подольститься. И если первое отчасти соответствовало истине, то второе — никоим образом. Цыган заблуждался на мой счет — и это давало мне некоторое преимущество.

Мы дошли до того самого паба, куда я собирался заглянуть с самого начала. Тут я увидел объявление на двери и замялся.

— Не волнуйтесь. Ко мне это не относится, — заверил старикан.

Мгновение спустя я понял, почему. Бар был наполовину полон. Несколько наемных работников играли в дартс. Чикно направился прямиком к месту под мишенью и уселся как ни в чем не бывало. Двое-трое игроков явно разозлились, но никто не проронил ни слова. Все просто сложили дротики на подоконник и перебрались поближе к бару. Цыган широко ухмыльнулся. Он явно обожал демонстрировать свою власть.