Паразиты сознания. Философский камень. Возвращение ллойгор

Старикан сказал, что не отказался бы от рома. Я подошел к бару; хозяин обслужил меня, не поднимая глаз. Посетители ненавязчиво сдвинулись к противоположному концу стойки или по крайней мере подальше от нас — насколько позволяли приличия. Цыгана явно боялись. Возможно, на людей так подействовала смерть судьи, который вынес приговор сыну Чикно. Впоследствии Эрхарт рассказал мне и о других случаях.

Одно меня слегка успокоило. Пить он не умел. Я заказал ему один ром, чтобы цыган, не дай Бог, не подумал, будто я пытаюсь его напоить, но он, сощурившись, заметил:

— Маленький больно.

Так что я заказал второй. Первый бокал старикан осушил, пока я ходил к стойке. А десять минут спустя взгляд его отчасти утратил остроту и проницательность.

Я решил, что от откровенности ничего не потеряю.

— Я о вас много наслышан, мистер Чикно. Мне крайне интересно с вами познакомиться.

— Эге. Дык вот и зазнакомились, — отозвался цыган. Он задумчиво потягивал ром, цыкая полым зубом. А затем заметил: — Вы кажетесь здравомыслящим человеком. Зачем вы остаетесь там, где вы лишний?

Я не стал изображать непонимание.

— Я скоро уеду — вероятно, в конце недели. Но я явился сюда попытаться отыскать кое-что. Вы не слышали о рукописи Войнича? — Разумеется, ни о чем подобном старый цыган не слышал. Невзирая на ощущение, что даром трачу слова, ибо собеседник мой тупо смотрел куда-то мимо меня, — я вкратце поведал об истории рукописи и о том, как я ее расшифровал. И под конец сообщил, что Мейчен, по всей видимости, тоже знал это произведение, и что, вероятно, вторая его часть или, может, еще один список находятся где-то в этой части мира. Когда же Чикно наконец ответил, я понял, что глубоко ошибался, решив, что он глуп либо невнимателен.

— То есть вы пытаетесь меня убедить, будто вас сюда занесло ради какой-то там рукописи? И все? — уточнил он.

Голос его звучал по-ланкаширски грубовато, но не враждебно.

— Да, именно за этим я и приехал, — подтвердил я.

Чикно перегнулся через стол и дохнул на меня ромом.

— Слышь, мистер, мне известно куда больше, чем вы думаете. Я вас как облупленного знаю. Так что хорош шутки шутить. Может, вы и прохфессор из колледжа, да только мне на это начхать. — Меня не оставляло ощущение, будто передо мной крыса или ласка — опасная тварь, которую следовало бы уничтожить, точно ядовитую змею, — но я усилием воли закрыл на это глаза. Я внезапно понял про него одну вещь: на самом-то деле мое профессорское звание цыгану было глубоко небезразлично: он откровенно наслаждался возможностью приказать мне — университетскому профессору! — убраться прочь и не совать нос в чужие дела.

Так что я вдохнул поглубже — и вежливо проговорил:

— Поверьте, мистер Чикно, меня интересует исключительно рукопись. Если бы я смог ее отыскать, я был бы доволен и счастлив.

Старик допил свой ром; и я уж решил было, что он собрался уходить. Ничего подобного: он просто давал понять, что надо бы повторить. Я сходил к стойке и принес двойной ром — ему, и еще одно виски «Хейг» — себе.

Я снова уселся за стол; Чикно жадно отхлебнул рома.

— Да знаю я, зачем вы здесь, мистер. И про книгу вашу знаю. Но я парень незлопамятный. Я всего лишь хочу сказать, что вы никому не интересны. Что б вам не уехать обратно в свою Америку? Здесь вы вторую часть своей книги не отыщете, точно говорю.

Минуту-другую мы оба молчали. И тут я решил объясниться начистоту.

— А зачем им так нужно, чтобы я уехал?

В первое мгновение собеседник мой словно не осознал сказанного. Затем разом посерьезнел, помрачнел — хотя и ненадолго.

— Не стоит об этом, — отрезал он.

Но спустя минуту Чикно словно бы передумал. Глаза его снова недобро вспыхнули.

— Вы их, мистер, не интересуете. На вас им плевать. Это вот он им не нравится. — Старикан дернул головой: по всей видимости, имелся в виду Эрхарт. — Дурак набитый, вот он кто. Его уж сколько раз предупреждали; можете передать ему от меня, что следующий раз никаких предупреждений не будет.

— Он не верит в их власть. Полагает, сил у них недостаточно, чтобы повредить ему, — объяснил я.

Цыган словно бы никак не мог решить, улыбнуться тут следует или презрительно ухмыльнуться. Лицо его исказилось, и на мгновение мне померещилось, будто его глаза вспыхнули алым, как у паука.

— Стало быть, распроклятый дурень заслуживает своей участи!

Я похолодел от страха — и вместе с тем испытал что-то похожее на торжество. Мне удалось-таки разговорить старого мерзавца! Моя откровенность себя оправдала. И если только он не вспомнит вдруг об осторожности, я того и гляди выведаю кое-что из того, что так меня занимает.

Старик цыган взял себя в руки — и добавил, уже более спокойно:

— Во-первых, дурак он уже потому, что ничего толком не знает. Ни черта! — И Чикно постучал мне по запястью согнутым пальцем.

— Я так и подозревал, — кивнул я.