Паразиты сознания

Я задохнулся в немом крике. Встав и идя к развалинам, обхватил голову и завыл тоскливым, волчьим воем. Среди развалин лежали изуродованные взрывом китайцы. В исступлении, я бездумно раскидывал обломки бывшего храма: они были, в основном, из тростника и глины. Следов ангелочка не было.

Кряхтя и постанывая, пришёл Петрусь и начал помогать.

– Ничего мы не найдём, Василь. Малыш-то был словно туман.

– Воздушный? А как же, он удержал растяжку!

– Да, я и сам удивляюсь этому. Значит, чтобы спасти нас, он стал твёрдым, что ли?

– Каким бы он ни был, но удержал проволоку! Ах, сынок, сынок! Лучше бы я десять раз подорвался, – заплакал я. – И что теперь Алесе скажу? Воевал я, а погиб наш сын!

– Василь, успокойся, подожди. Это же был не настоящий Василёк, а его дух. А сам-то он сейчас дома, с мамкой.

– Не понимаешь ты, Петрусь. Как же может человек жить без души? А она-то, как раз и подорвалась! Ах, сынок, сынок! Кровиночка ты моя! Осталась ли от тебя, хоть частичка? Мальчик, мой, любимый! Как мне теперь жить без тебя! Всю войну ты воевал вместе со мной!

Причитая, я ползал на коленях, разбрасывая хлам. И вдруг, воздух передо мной как бы сгустился, из него появился Василёк. Только теперь он был красного цвета.

– Папка, не плачь, я целый и буду жить вечно! Я люблю тебя с мамкой и никогда не оставлю вас! В мыслях всегда буду рядом, но приходить больше не смогу! Я очень рад, что выполнил замышленное дело: избавил любимого папочку от смерти! Остальное для меня не так важно. Даже моя жизнь рядом с вами! Главное то, что у вас всегда будет в сердце память обо мне! И в моменты воспоминаний я стану присутствовать рядом с вами! А теперь мне нужно уходить! Поведай мамке Алесе: она тоже расскажет тебе обо мне. Прощай, дорогой таточка! Больше мы не увидимся! Я хочу тебя обнять, сейчас запрет уже не имеет значения!

* * *

Умываясь слезами, я, как был, на коленях, развёл руки. Василёк кинулся ко мне и, обняв за шею, плотно прижался. У него было упругое, как воздушный шарик, тельце. Крепко, насколько было возможно, я прижал его к себе и, положив голову на плечико малыша, зарыдал ещё громче. Меня поразили слова сынка: "Прощай, дорогой таточка! Больше мы не увидимся! Я хочу тебя обнять, сейчас это уже не важно!" На меня навалились неизведанные доселе, непередаваемые чувства. Хотелось плакать от восторга любви, и выть от бессилия что-либо сделать при этом! До меня дошло, что обнимаю свою кровинку в первый и последний раз.

Я гнал эту мысль прочь, и мне думалось, что если не отпущу Василька, то он так и останется со мной! Не уйдёт, я этого не хочу! Мы с ним вечно будем вместе! Ведь это моя кровинка, такая маленькая, беззащитная! Как искренне, с любовью, он обнимает меня! Это были самые блаженные минуты моей жизни. Какое это счастье, обнимать маленького сынка! А он тоже прижался головёнкой к моей небритой щеке и, как мне показалось, даже перестал дышать от избытка сыновних чувств. Затем начал всхлипывать в плаче и издавать тонкий звук: "и…и…и…". Я был на "седьмом небе" и мне сдавалось, что теперь так будет всегда!

Вдруг, с ужасом почувствовал, что тело сынка, в моих руках, начало обмякать, становиться пластичным, словно бы умирая. Я закричал: – Сыночек, что с тобой? Тебе плохо?

А Василёк, уже молча, продолжая обнимать меня, становился всё более слабым и призрачным. Это ощущалось так, как будто из воздушного шарика выходил газ. Его объятия слабели, изнемогали и вскоре я вовсе перестал ощущать их. Кончился мой сынок! Я кричал от невыносимого горя, рвал на себе одежду! Бился башкой об землю, катался по ней, выл не своим голосом, но… исчез мой мальчик! Ушёл навсегда и больше не приходил ко мне. А с ним и я потерял себя! Когда очнулся, рядом сидел он, – Василь указал на Петруся, – и тоже плакал. И надо же такому случиться: близко завершение войны, заканчивается стрельба и… трагедия семейного масштаба!

Я сокрушался! Ох, как я горевал! Сынок мой, единственный, погиб вместо меня! Я даже Богу кричал: – Это неправильно! Нельзя чтобы родители переживали своих детей!

После этой драмы Петрусь сказал, что я состарился лет на десять. Вскорости пришло письмо от Алеси. Военная почта всё-таки нашла меня. Лучше бы я его не получал! Впервые, за всю войну, только последнее и дошло до меня. В нём она написала мне, что не уберегла нашего сыночка, Василька.

"…После "прощания" со мной, она забеременела и при немцах родила. Назвала в честь меня. Преследовал голод: Василёк был бледным, слабеньким. В чём только жизнь держалась! Он был странным: иногда лежал, оцепенев, уставившись в одну точку. Глядя на него, создавалось впечатление, что он отсутствует. В это время, он ни на что не реагировал. Дальше, уже подросший, говорил, что был с тобой, на войне. Будто бы заговаривался.

На пятом году заболел краснухой: лекарств после войны не было. Лечила, чем могла. Он был весь красненький и пламенел всё больше. Перед смертью впал в забытье. Очнувшись, с большим трудом, сказал: – Мамка, я папочку спас от смерти! Мне больно, я умираю! Живите, не забывайте меня!