Пардес

– Прочитал месяц назад. Так что да.

– Странное совпадение.

– Вряд ли. Мне в школе задали.

– В какой школе?

– “Коль Нешама”.

– Я думала, ты в двенадцатом.

– Так и есть.

Она набросила полотенце на плечи, как плащ, поправила черный купальник.

– Академия не берет новичков в двенадцатый класс.

– Кстати, да, – подал голос Ноах. – Помните Стиви Гласса? Он хотел перевестись к нам в двенадцатый, его не взяли. А он парень умный.

Я пожал плечами. Представил, как приеду в первый день в школу – и выяснится, что произошла ошибка, на самом деле меня не взяли.

– Меня вот приняли.

София по-прежнему вытиралась, оборачивала талию полотенцем, выжимала волосы. Я уже понимал, что навсегда запомню ее лицо.

– И как тебе это удалось?

– Подал заявление.

– Я догадалась.

– Наверное, им понравилось мое сочинение.

Переводился я просто: подал заявление, указал свои данные, в общем, ничего особенного, но вот дополнительное задание оказалось интересным: “«Ни один человек не выбирает зло ради зла. Он лишь ошибочно принимает его за счастье и добро, к которым стремится» (Мэри Уолстонкрафт). Раскройте тему на 2–10 страницах”. Прежде я сочинений не писал, и мне понравилось. Я отправил восемь страниц под заголовком “Бессмертные желания: страсти человеческие в литературе и в Гемаре Брахот Ламед Амуд Алеф”.

София не скрыла изумления.

– То есть ты хочешь сказать, что не просто ухитрился поступить в “Коль Нешаму”, но и записался на продвинутый курс по литературе?

– В Бруклине я плавал мало, – ответил я, – зато очень много читал.

София подбоченилась. У меня екало сердце всякий раз, как она поджимала губы.

– Ну ладно. И как тебе “Бледное пламя”?

Ноах ухмыльнулся:

– Ты посмотри на этих умников.

– Странное, – ответил я. – Но мне понравилось.

– Правда? Потому что оно какое-то натужное. Я не люблю, когда книга вдалбливает очевидное, – Кафка не в счет. По-моему, это признак того, что автору не хватает воображения. Да и в целом, по-моему, это вуайеризм. – Я понял, что София недвусмысленно пытается поставить меня на место. – Может, я оценила бы ее лучше, если бы прочитала “Тимона Афинского”.

– А кто такой Тимон Финский? – спросила Ребекка.

– Афинский, – со смехом поправил Ноах, и Ребекка шлепнула его.

– Это пьеса, из которой Набоков позаимствовал название, – пояснила София. – “Луна – нахалка и воровка тоже: свой бледный свет крадет она у солнца”[53].

– Правда? Я не знал, – сказал я. – Но это все равно что утверждать, будто сперва нужно прочесть “Гамлета” и тогда лучше поймешь Набокова.

Тонкие мышцы на ее руках и плечах сжались.

– Почему именно “Гамлета”?

– Как там? “Смотри, светляк, встречая утро, убавляет пламя”[54]. По-моему, это аллюзия, нет?

– Если я не так понял, простите старика, – вмешался Ноах, – но ты правда только что процитировал Шекспира у моего бассейна?

– Какая-то неоправданная одержимость пламенем, – сказала Ребекка. – Может, сменим тему?

– Я всего лишь хочу сказать, – пояснил я, залившись краской, – что если ты ищешь важные источники для “Бледного пламени”, можно было бы и перелистать “Гамлета”. По мне, так они равно бесполезны, начнешь читать – запутаешься.

Она взглянула на меня так, что я не понял, то ли она смотрит на меня, то ли куда-то вдаль.

– Это я-то запутаюсь?

– Нет, конечно, – запинаясь, пробормотал я, – не ты, я имел в виду, в общем…

– Я так поняла, ты читал “Тимона Афинского” просто для смеха?

– Нет, – смущенно признался я, – еще не читал.

– Сосед-бруклинец, – рассмеялась Ребекка. – Робот, цитирующий Шекспира.

– Иисусе, – сказал Ноах. – Обычно с сочинениями я обращаюсь к Софии или Эвану (услышав это имя, Ребекка шлепнула его под водой, а София отвернулась), теперь же, пожалуй, понесу свои таланты в дом напротив.

Я не знал, что делать – то ли гордиться тем, что произвел на них впечатление, то ли стесняться своей любви к Шекспиру, которая, как я понял, считается еще большим отстоем, чем детство в Боро-Парке.

– Арье, – издалека окликнул меня отец. То, что я стою рядом с девушкой в бикини, казалось, причиняло ему физическую боль. Следом за отцом шли моя мать и мать Ноаха, высокая, хорошо одетая; они о чем-то разговаривали. – Мы уходим.

– Рад был познакомиться, сосед, – сказал мне Ноах и посмотрел на моего отца.

– Ладно. – София протянула мне руку, и я ответил на пожатие, несмотря на то что отец не сводил с нас глаз. – А с тобой не так уж скучно спорить.

– И с тобой. – Голос мой дрогнул. Ее рука горячила мою.

– Увидимся, Гамлет.

Задыхаясь от смущения, я выполнил бессвязные действия – неестественно рассмеялся, наскоро попрощался – и отошел к родителям.

* * *