Вообще, маме надо было назвать Ташу не «Таша», а «Триггер». И не только потому, что когда ее дрючит это животное, она сигналит как клаксон. Она в принципе мой главный триггер. Это термин, которым мой психолог пользуется, чтобы объяснить, почему я злюсь. Это нейтральное слово из лексикона спокойного человека, означающее хрень, которая меня бесит. Вот что такое триггер. Последние четыре года я ищу, какой триггер у меня. И это Таша.
По крайней мере, до конца вечера, когда мы ели ростбиф и Лизи еще жила с нами, Таша и Дэнни вели себя тихо. И хорошо, потому что я говорил серьезно. За едой я сверлил взглядом камин в гостиной и размышлял, что будет с человеком, если его ударить по голове железной кочергой. Я представлял себе голову, разлетающуюся, как арбуз. Мой психолог сказал бы: «Живи в настоящем, Джеральд». Но сложно жить в настоящем, если ничего не меняется. Шестнадцать лет, одиннадцать месяцев и две недели я тону…
К дому подъезжает папа. Он тоже сразу услышит это – как только выйдет из машины. Звуки из подвала, особенно вопли Таши, в гараже слышно лучше всего. Обалденно. Я слышу, как его туфли стучат по цементному полу, потом открывается дверь… и он видит, что я застыл в темноте, как какой-нибудь маньяк.
– Боже, Джер! – выдыхает папа. – Пожалей старика, меня чуть удар не хватил.
Я дохожу до двери в гостиную и включаю свет в коридоре.
– Прости, я сам только зашел. Меня немного отвлек… ну, ты знаешь, шум. – Папа вздыхает. – Съехала бы она уже обратно.
– Ей больше негде жить.
– И что? Может, если вы ее выгоните, она наконец найдет работу и не будет больше вас выдаивать. – Не знаю, зачем я все это говорю. Только давление себе поднимаю. – Ей двадцать один год!
– Ты же знаешь свою маму, – произносит папа. «Ты же знаешь маму» – такой у него жизненный девиз с тех пор, как Лизи съехала.
Мы переходим в гостиную, там потише. Он смешивает себе коктейль и предлагает мне тоже. Обычно я отказываюсь. Но сегодня соглашаюсь:
– Не помешает. Тяжелый вечер.
– Хоккейный матч?
– Рестлинг. Люди жевали без перерыва.
– Эх, – вздыхает папа.
– Лизи приедет домой на Рождество? – спрашиваю я. Папа качает головой, и я добавляю: – Ну да, она ни за что не приедет, пока Таша дома.
Папа дает мне порцию «Белого русского» и падает на диван. Он все еще в костюме, в котором утром уходил на работу. Сегодня суббота, и прежде чем уйти выпивать с другими агентами, он работал не меньше двенадцати часов.
Папа делает глоток коктейля:
– Да, они никогда не ладили, – произносит он. Чушь собачья. Таша никогда не ладила ни с кем. И в какой-то степени это папина вина, поэтому он всегда оправдывается. «Ты же знаешь маму». Или: «Они никогда не ладили». – Подумал, что хочешь на день рождения? – спрашивает папа.
– Еще не придумал. – Я не вру. Я вообще об этом не думал, хотя мой день рождения всего через две недели.
– Думаю, время еще есть.
– Ага.
Секунду мы просто смотрим друг на друга. Папа криво улыбается:
– Ну что, какие планы после школы? Бросишь меня, как Лизи?
– У меня не такой большой выбор, – отвечаю я. – Всегда есть тюрьма. – Через несколько секунд я добавляю: – Но, думаю, Роджер выбил из меня эту дурь.
Папа ошеломленно на меня смотрит, а потом смеется:
– Уф, а я уж было подумал, что ты серьезно.
– Что серьезно? Кому надо садиться в тюрьму?
Тут деревенщина Дэнни открывает дверь подвала, на цыпочках заходит в темную кухню и хватает со стойки миску кукурузных чипсов. Потом залезает в холодильник и берет всю упаковку ледяного чая. Когда свет от холодильника падает на его краник, мы с папой понимаем, что он полностью голый.
– Сынок, может, в следующий раз, когда будешь нас обкрадывать, хотя бы оденешься? – спрашивает папа. Дэнни убегает обратно в подвал, пригибаясь, как крыса.
Все верно. В нашем подвале водятся крысы. Крысы-паразиты, которые воруют нашу еду и ни хрена не дают в ответ.
Я все еще думаю над риторическим вопросом: «Кому надо садиться в тюрьму?» Однажды я уже хотел свихнуться и лечь в психушку. За несколько миль по шоссе одна психушка есть. Но Роджер говорил, что психушки уже не те, что раньше. Уже не поиграешь в баскетбол с Вождем, как в «Пролетая над гнездом кукушки».
– Так куда собираешься, Джер? – спрашивает папа, размешивая коктейль указательным пальцем.
Я не знаю, что сказать. Если честно, мне никуда особо не хочется. Я просто хочу начать заново и жить как нормальный человек. А не как парень, чью жизнь сломали с самого детства и показали это по международному телевидению вместо цирка уродов.
========== 3. Первый эпизод, первая сцена, третий дубль ==========
Да-да, первый эпизод. Сруна показывали по телевизору больше одного раза. Я так зацепил родителей проблемных детей всей страны, что они захотели дальше смотреть, как бедный маленький Джеральд садится на корточки и откладывает кучки в самых неожиданных местах. Я так и слышу радостные голоса родителей любого другого капризного ребенка: «По крайней мере, наш мальчик не срет на обеденный стол!» О да, о да.