Парень моей подруги. Запрет на любовь

Он снова хохочет и отпускает меня.

— Давай помогу. — Становится сбоку и протягивает раскрытую ладонь.

Осторожно вкладываю в нее пальцы, скольжу ладонью дальше, полностью опираюсь о его руку. Без посторонней помощи на скользкий капот не взобраться. Моя ладонь утопает в его. Почему-то в голове возникает сцена из фильма: Лектор гладит через тюремную решетку пальцы Кларисы (прим. — «Молчание ягнят», американский психологический фильм ужасов 1991 года).

Кое-как примостившись на свернутый плед, я осторожно откидываюсь спиной на лобовое стекло. Ничего, удобно. Соколов, в отличие, от меня, одним ловким движением забирается на машину и усаживается рядом. Наши плечи почти соприкасаются. Если отодвинусь — могу свалиться. Пару минут мы молча пялимся на вечерние огни, слушаем шум ветра.

— Выпьешь что-то?

— Нет.

— Почему?

— Потому что я не хочу быть здесь. Не хочу пить с тобой и разговаривать тоже не хочу.

Он молчит, а потом тянется рукой в задний карман джинс.

— Можно я закурю?

— Да, пожалуйста.

Несколько раз чиркает зажигалка. Он закрывает ее ладонью от ветра. Свет голубого пламени на мгновенье выхватывает из темноты его профиль: высокий лоб, нос с горбинкой, упрямый подбородок.

— Почему? — Слышу, как шипит сигарета. — Чем тебе здесь плохо? — Он по-бунтарски выпускает дым вверх и скрещивает ноги, тоже откидываясь на лобовое стекло.

— Потому что ты самовлюбленный, наглый, аморальный тип, который думает, что папины деньги…

— Хватит. — Резко перебивает меня Влад. — Ты слишком часто говоришь о деньгах моего отца. Что ты вообще обо мне знаешь, чтобы делать такие выводы? А, Марго?

— Я не знаю тебя, но вижу, как ты обходишься с девушкой, которая тебя любит. Ты манипулируешь, врешь, тешишь свое эго. Это игра для тебя, Влад, а люди — пешки.

— А я вижу, что тебя тянет ко мне. — Чувствую на себе его взгляд и поворачиваю голову к нему. — Ты краснеешь, волнуешься и трясешься от моих прикосновений, но выдуманные принципы не позволяют тебе этого признать. Ты лучше умрешь, чем согласишься с мыслью, что я тебя волную.

Шарю глазами по его лицу, но ничего не вижу: Соколов почти сразу потушил фары. Сигарета быстро тлеет в его руке.

— Марина. Тебя. Любит. — Жестко чеканю я, как старая, злобная бабка.

— Серьезно? Прямо любит? — Хмыкает он, слышу неприкрытый сарказм в его голосе. — Если ей не терпится поерзать по до мной, то это еще не значит, что она меня любит.

— Не смей, Влад…

Он снова меня перебивает:

— Марине важен не я, а мой статус, связи, внешность, востребованность среди телок. Рядом со мной она чувствует себя лучше, чем есть на самом деле: значимее, красивее, нужнее. Она думает, что раз я с ней, то значит она лучше остальных. Но при этом она не имеет ни малейшего понятия, что я за человек. — Шуршит термосумкой. Затем Соколов вкладывает в мою ладонь теплый, гладкий стакан. — Вот, как ты думаешь, если я однажды вылечу с моста и пересяду с мотоцикла в инвалидное кресло, Марина будет так же сильно тащиться от меня? Ты уверена, что Марина будет все также «любить меня», если моего отца обвинят, например, в финансовых махинациях и посадят, арестовав его счета, а от меня отвернутся все? Так, о какой любви мы говорим, Марго?

Мне нечего на это ответить. Соколов застал меня врасплох своими аргументами. Конечно, я не уверена. Я в себе-то порой не уверена. Отмечаю про себя, что он сказал не «наши» счета, а «его» счета.

— Знаешь, что я вижу? — Он щелчком открывает свой стакан. — Ты обманула подругу и теперь пытаешься переложить всю вину на меня. Знаешь, почему ты ей ничего не сказала?

— Не надо, Влад. — Прикрываю глаза.

— Потому, что я тебе нравлюсь. Я понравился тебе, еще когда ты первый раз увидела меня, но твои идиотские принципы ни за что не позволят тебе признать это. А вдруг я трахну тебя и на утро брошу. Тебя, такую умную и правильную во всех отношениях. Ты, в отличие от этих тупых, напыщенных телок, с которыми я тусуюсь, никогда не поведешься на меня, потому что ты умнее их всех вместе взятых. Я же правильно озвучил твои мысли?

— Ты отвратительный. — Злюсь я и ерзаю на скользком капоте. — То есть, ты даже не собирался отрицать, хотел поступить именно так?

— В отличие от тебя, я не привык себе врать. Поэтому да, собирался.

— Ты даже отрицать этого не будешь?

— Не-а. — Нараспев произносит он.

— И что теперь? — Делаю глоток кофе: латте без сахара. Идеальные пропорции эспрессо и молока.

— Теперь… — Он тянется в мою сторону. Чувствую рядом его дыхание и слышу шорох куртки, — я так часто думаю о тебе, что меня самого это пугает. И если сейчас я тебя не поцелую, меня разорвет на куски.

С этими словами он тянется ко мне и касается кончиком своего носа моего. Его ресницы щекочут лоб. Соколов нежно гладит мою щеку. Мне страшно, душно, несмотря на весенний ветерок, мучительно-невыносимо от его рук на моем лице и шее. Чувствую на губах его дыхание с горько-сладким ароматом кофе и сигарет.