Парень с большим именем

Игра становилась все азартней и скоро перешла в драку, в убийство. Волчата цапали жеребенка за горло, за ноги. Он бил задом, крутил головой и ржал с такой мольбой, что Олько не мог вытерпеть и выстрелил.

Большой волк и Савраска рывком кинулись вперед, будто их кто подбросил, споткнулись и отделились друг от друга. Затем все волки скрылись в теневой стороне оврага, а жеребенок с жалобным воплем поскакал в степь.

Когда Олько вернулся к косяку, лошади стояли кругом: жеребята в середине, кобылицы — наружной стеной. Буян ходил по закругу. Савраска примчал в косяк волчий дух, и кони приготовились к драке.

Олько немедля погнал лошадей к земляному стану, и к утру они были там. Савраску заарканили, повалили, связали. Волки сделали ему больше двадцати укусов и глубоких царапин. Осмотрев их, Колтонаев сказал:

— О, я знаю это, знаю, это волчья наука.

И объяснил, что такую штуку редко удается видеть человеку, обычно он видит только недоглоданные косточки пропавших жеребят, но случается она довольно часто. В летнюю пору волчицы начинают приучать подросших волчат к крупной охоте, и, если попадется теленок, жеребенок, они не торопятся его резать, а стараются угнать к своему логову. Савраску волчица увела для науки: по укусам видно, что сама она не прикладывала к нему зубов, цапали его только волчата.

Савраске промыли раны раствором борной кислоты, потом его развязали, но до поры до времени оставили в шалаше. Колтонаев погнал косяк на пастьбу, Олько поехал на главный стан конезавода доложить о случившемся директору.

* * *

На другой день к Каменной Гриве приехала охота: несколько человек табунщиков, зоотехник и директор завода Иван Карпович. Видя, что все с ружьями, Колтонаев спросил:

— Кого убивать приехали?

— Волков.

— Убивать-то волков надо, только волк не ждет, когда убивать его приедут. Олько в волка стрелял? У волчьей норы был? И теперь волка там не ищи. Волк теперь далеко.

Это было резонно, но все-таки решили поискать волков. Один только зоотехник отказался рыскать попусту, да и ехал он не ради охоты, а к Савраске.

Охотники обложили волчий овраг кольцом и постепенно сошлись у волчьей норы. Она была пуста. О волках напоминали только раскиданные кругом птичьи крылья, перья, пух, обглоданные кости.

При выходе из оврага Олько, бывший впереди других, заметил, что на одном из курганов колыхнулась трава, хотя и было полное затишье. Олько приостановился. А трава опять колыхнулась, и над ней поднялся худой головастый волчонок. Он глядел прямо на охотников, но так спокойно, точно их не было. Пасть ему широко раздирала ленивая зевота. Это было так странно, не по-волчьи, что охотники растерялись, замешкались. Волчонок между тем проснулся окончательно, заметил людей, вздрогнул и начал удирать. Но тут Олько выстрелил. Волчонок упал.

Охотники обшарили весь курган, но других волчат не нашли и начали строить всякие догадки, почему же остался этот:

— Мать, наверно, позабыла про него.

— Сперва позабыла — ладно. А почему потом не пришла?

— Она придет еще, придет. Олько, не дремли, будут у тебя хорошие рукавицы и шапка.

— Нет, не придет: она его нарочно оставила, на убой, чтобы задержать нашу охоту.

— Правильно! — насмешливо поддакнул Иван Карпович. — «Нате, горе-охотнички, волчонка заместо баранов и жеребят, которых я скушала у вас. Сами-то вы не сумеете убить. Так и быть, нате».

После этого все догадки прекратились.

Зоотехник нашел Савраску в самом геройском виде: волчица не приложила к нему зубов, его одни волчата покусали, а это такому герою нипочем. Он промыл жеребенку раны, смазал их и прописал неделю-две жить в земляном стане.

Охотники уехали. Олько бросил убитого волчонка Савраске под ноги. Жеребенок в испуге прижался в угол, задрожал, захрапел. А Олько перебросил волчонка ближе к нему:

— Нюхай-нюхай и помни волчью науку!

— Да пожалей ты малыша, ему и без того тошно! — начал журить парня Колтонаев.

— Пускай тошно, а нюхать все равно надо. Ты думаешь, волки забудут Савраскину кровь?

— Да ты ему-то дай позабыть волков!

— А ему никак нельзя. Нюхай и помни!

И Олько до того довел Савраску, что жеребенок переборол свой страх и начал яростно топтать волчонка.

Потом, ободрав волчонка, Олько не израсходовал шкуру ни на рукавицы, ни на шапку, как советовал Колтонаев, а сохранил «для науки». Время от времени он подбрасывал ее Савраске, а тот кидался на шкуру — и каждый раз все с большей яростью.

Молодое тело заживает быстро. Через неделю Савраску выписали. Свое выздоровление он отпраздновал такой беготней, такими прыжками, что Колтонаев и Олько подумали было, что он рехнулся. Но Савраска быстро угомонился, даже притих; неумеренной резвостью он разбередил себе раны и теперь с жалобной мордой припадал к матери.

В тот же день от Каменной Гривы косяк двинулся к озеру Белё.

В холмистых хакасских степях заведен такой порядок: осень, зиму и весну, когда трава везде одинаково сочная, кони пасутся на высоких местах, а летом, когда трава на высотах засохнет, загрубеет, коней перегоняют в низины, к речкам и озерам.