Паренек из Уайтчепела

Тень вошла в дом и прислушалась. Тишина. Прошла мимо кухни и кладовой, замерла около спальни и, вынув что-то из складок плаща, вошла в комнату, шаг за шагом медленно продвигаясь к кровати, в которой при слабом свете луны был различим силуэт спящего человека.

У самой постели тень на секунду остановилась, будто задумалась, а потом вскинула руку, стало понятно, что в руке её нож, и опустила её – лезвие с силой вошло в Антонио Пьяджио. Так, во всяком случае, думала Тень, но, кажется, просчиталась: спящий не то чтобы не вскрикнул, он как будто и вовсе ничего не почувствовал. Не издал ни хрипа, ни стона... Он даже ни разу не шелохнулся. И только теперь, запоздало, Тень поняла, что лезвие слишком легко вошло в плоть... В плоть ли? Она откинула покрывало и вскрикнула: на постели, вместо спящего человека, лежало свернутым старое одеяло.

В ту же секунду, осознав, что случилось, Тень метнулась к двери, уже не таясь, ошалев от страшной догадки, она думала лишь о том, как сбежать из этого темного дома и от собственного поступка. Но оказалась в ловушке...

Входная дверь была заперта, а ведь она только что вошла через неё, а позади, за спиной, кто-то шёл за ней следом, чиркая спичкой.

Святая Мадонна, помоги и спаси! Что за проклятые штучки?

А пламя запаленной свечи становилось всё ближе, и вот уже чьи-то шаги затихли у неё за спиной. Тень, схватившись за крестик у себя на груди, в суеверном, паническом ужасе обернулась...

У неё за спиной, высвеченный причудливыми тенями, стоял дон Гаспаро Фальконе со своим внуком, Джино Фальконе. Значит, вот кто это придумал? Пёс-англичанин.

Кинжал, который побледневшая Тень всё так же сжимала в руке, выпал из её разжавшихся пальцев и, оглушительно звякнув, будто бы обличая в едва не случившемся преступлении, затих между Тенью и ее обличителями.

– Что вы смотрите? – Тень не выдержала молчания. – Подловили? Довольны? Злорадствуете в душе? Будь проклята Бьянка и день, когда она появилась на свет. Я ни секунды не сожалею о том, что сделала с ней! Не сожалею... – И вдруг, истерически разрыдавшись, Тень рухнула на пол на подкосившихся под нею ногах.

Агостина де Лука рыдала в каком-то безумном, неистовом исступлении. Нет, она, как и сказала, не сожалела о собственном злодеянии по отношению к родному ей человеку – она сожалела, что так глупо попалась в расставленные силки. И Джек полагал, именно это побуждало бежать злые, колючие слезы, застилавшие ей глаза...

– Вечно Бьянка была во всём лучше меня, – говорила она, смахивая их с глаз. – Своим статусом старшей дочери и наследницы, красотой, о которой писали стихи красивые мальчики вроде бедного Камберини, улыбкой, характером, даже псом, которым все умилялись, как чудом невиданным. Разве это всё справедливо? Разве же я виновата, что родилась годом позже и сделалась тенью старшей сестры? Уж лучше бы вовсе не появлялась на свет, чем влачить это жалкое существование в роли вечной статистки.

– Бьянка любила тебя, – глухо откликнулся мрачный Фальконе. – Ты была ее младшей, любимой сестрой, о которой она неизменно заботилась.

– Пфф, – Агостина презрительно фыркнула. – Да она эту дворнягу любила сильнее меня! На него тратила баснословные деньги, а мне выделяла жалкие крохи, постоянно укоряя за каждый потраченный сольдо. Я устала терпеть унижения и попрёки! Выпрашивать деньги... и наблюдать, как она веселится на празднике жизни в объятиях очередного любовника! Полагаете, Камберини нужна была эта старая курица? Как бы не так. Он выбрал её просто по старшинству, по наличию денег и статуса... – И с надломом: – Будь у меня то же самое, он был бы со мной, а не с Бьянкой. Так почему я должна была...

И Джек догадался:

– Вы влюблены в Камберини. И то, что они с вашей сестрой объявили о свадьбе, сподвигло вас...

– Да, – крикнула женщина, прерывая его, – да, я люблю Джулиано! Всем сердцем. А эта ничтожная тварь опять собиралась отнять у меня самое ценное – любовь всей моей жизни. Что ей стоило выбрать другого? Любого из тех глупых мальчиков, что десятками увивались за ней... Но нет, она выбрала Джулиано! Уверена, лишь потому, что прознала о моих чувствах к нему.

– Ты несправедлива к сестре. Бьянка не была злой! – возразил ей Гаспаро. – Возможно, несколько легкомысленной, но не злой. Уверен, она понятия не имела о твоих чувствах к бедному мальчику...

Старик выглядел совершенно раздавленным. Он сидел, глядя на распростертую у своих ног расхристанную племянницу, и время от времени покачивал головой... Джек знал, старый граф был глубоко поражен, догадавшись, кем является тень, проникшая в дом винодела, и пожалел, что привлёк его к этому делу. Опасался за здоровье Фальконе... Но мисс Харпер, стоило Джеку поделиться с ней своими подозрениями, была категоричной: он должен увидеть убийцу своими глазами. В противном случае просто-напросто не поверит...

Он и сейчас как будто не верил...

Бедный старик!