– А знаем ли мы вообще кого-нибудь в достаточной степени, – философски заметил констебль Саймон и глянул на Эдмунда Чендлера с двумя лихорадочно алеющими пятнами на щеках.
– Отец, – воскликнул тот, не в силах больше сдерживаться, – есть еще кое-что, о чем вам следует нам рассказать...
Миссис Чендлер шумно выдохнула, и ее супруг посмотрел на обоих пристальным взглядом.
– Что-то помимо прочего? – протянул он почти опасливо, и его сын сверкнул глазами:
– Это касается моей матери, – выпалил он на едином дыхании. – Матери, которую мы якобы похоронили два года назад... – Он замолчал, тяжело дыша и не отводя от отца осуждающего взгляда. – Матери, которая... – мистер Чендлер прикрыл лицо ладонью, – все это время была жива и теперь... лежит мертвая в комнате наверху.
Ладонь мужчины соскользнула вниз, явив взглядом присутствующих его перекошенное от ужаса лицо.
– Я не понимаю...
Констебль Саймон хмыкнул в кулак.
– Убитая гувернантка, насколько мы понимаем, и есть ваша бывшая супруга, – решил просветить он мистера Чендлера. – Это открылось только после ее смерти... второй смерти, судя по словам этого юноши.
Издевка в словах констебля не ускользнула от чуткого уха хозяина дома, и тот вскинулся, гневно воскликнув:
– Кто вы такой, чтобы судить меня... мистер Саймон? – Тот молча пожал плечами. – Да, я лгал, – при этих словах Чендлер смело посмотрел в глаза своего сына, – уверил вас в смерти собственной матери, увез в другую страну... подарил новую, благовоспитанную семью и лучшую мать, – теперь он с новой силой сжал руку своей потупившей взор супруги. – Анна, посмотри на меня, – взмолился он с чувством, – пожалуйста, не думай то, чего нет: мой обман не был злонамеренным, как вы, полагаю, представляете. Это не я, это Кэтрин предала мое доверие, связавшись с другим мужчиной и изменив данным ею же клятвам. – Чендлер болезненно зашипел, непроизвольно дернув раненой ногой. – Я тоже не был идеальным мужем, признаю это со всею ответственностью: я постоянно отсутствовал, мотался от одного прииска к другому, бывая дома наскоками, едва ли больше одного-двух раз за год, но я никогда не изменял вашей матери. Никогда! – он снова посмотрел на своего сына. И добавил: – Мы разведены, Анна, – теперь он обращался к своей супруге, – и именно поэтому я предпочитал замалчивать этот факт, сообщая всем о смерти своей бывшей жены. Быть вдовцом намного приличнее, да и ущемленная гордость страдает от этого меньше. Вот и вся правда, которую вы хотели знать!
В комнате повисла тяжелая, почти неподвижная тишина. Откровения Чендлера как будто бы выкачали из нее весь воздух, лишили кислорода...
– Она была нашей матерью, – первым нарушил ее Эдмунд Чендлер. – Она любила нас...
– Она променяла вас на другого мужчину! – не сдержался его отец.
– … а ты просто забрал нас у нее, – продолжил юноша, как бы не слыша возражений отца.
– У меня были все права сделать это. Я – ваш отец!
– … и теперь она мертва по-настоящему. Из-за тебя! Из-за этих денег... из-за этих проклятых алмазов, которые всегда были для тебя важнее каждого из нас. – Он ударил кулаком по спинке дивана. – Будь ей все равно... будь тот мужчина действительно так важен для нее, – произнес он гневным голосом, – разве бы мама явилась в этот дом под видом простой гувернантки? Стала бы она пересекать океан и надевать этот жуткий парик... и... и...
– Эдмунд, – Баррет тронул приятеля за плечо.
– Вы – МОИ дети! – повторил Чендлер с особой интонацией. – Я имел все права...
– Ты убил ее! – воскликнул юноша, стискивая кулаки. – У его отца вытянулось лицо, казалось, обвинения сына ранили его в самое сердце. – Убил своими безразличием и холодностью... Ты ее никогда не любил. Вот в чем причина...
– Ты не имеешь права обвинять меня в подобном, – Чендлер стиснул бескровные губы. – Да, я не простил ее измены, да, я не смог перешагнуть через свою попранную гордость, но обвинять меня в равнодушии и... всем остальном. Эдмунд, пожалуйста, – взмолился он другим, глубоко уничижительным голосом и протянул сыну руку. Тот молча отвернулся, пытаясь скрыть предательски заблестевшие глаза, и быстрым шагом вышел из комнаты... Служанка с тазиком теплой воды и бинтами для перевязки едва успела отступить, столкнувшись с ним на самом пороге.
Сразу после ухода Эдмунда Чендлера рану его отца промыли и тщательно перевязали, тогда-то хозяин и высказал пожелание, переговорить с констеблем Саймоном наедине.
Джек сгорал от желания узнать о теме их нынешнего разговора... Вот только плотно прикрытая дверь, да непрестанное снование домашней прислуги мало способствовали подслушиванию, к которому он было прибег без всякого зазрения совести.