Парфетки и мовешки

Из группы кавалеров выступил стройный хорошенький пажик [29]… Вот он направился к выпускным…

Ох, как громко стучат сердца девушек! Каждая мечтает быть царицей вечера…

Пажик почтительно склоняется перед Липочкой Антаровой; девушка, закрасневшаяся от радости, робко подает ему свою руку, и юная пара грациозно скользит в головокружительном танце.

— Липочка открыла бал!

— Ах, счастливица, — вздыхают одни.

— Какая она душка!.. Смотрите, смотрите, как она танцует! — искренне восторгаются другие… И сотни глаз — кто с завистью, кто с восхищением, кто с иронией и даже с насмешкой — следят за кружащейся парой.

Но вот ее догоняет другая, третья… Все больше мелькает разгоревшихся и сразу похорошевших девочек.

Всё кружится, вертится, все улыбаются и смеются. Сколько радости, счастья и сколько зависти переплелось в этот вечер!

— М-lle, позвольте вас пригласить на тур вальса, — неожиданно раскланялся перед Женей Тишевской бойкий правоведик [30].

— Ах, — тихо вскрикнула девочка, невольно вскакивая и приседая перед своим кавалером.

Но тот не понял ни ее испуга, ни того невольного уважения, какое он внушил смущенной девочке; он быстро обхватил талию Жени и увлек ее в круговорот танцующих.

— Смотрите, смотрите, малявки танцуют! — со смехом указывали старшие.

— Ах, Базиль, и где ты выискал такую красотку? — громко спросил Жениного кавалера поравнявшийся с ним товарищ.

— У меня, mon ami [31], удивительная меткость глаза.

— У тебя действительно самая хорошенькая дама, — с восхищением разглядывая Тишевскую, согласился тот.

Щеки Жени горят румянцем, голова кружится — и от танца, и от комплиментов, от восхищения ее красотой.

— Тишевская, ты душка! — крикнула одна из выпускных, когда Женя грациозно, как взрослая, скользила среди старших.

— Grand rond [32]! — на весь зал кричит артиллерист-дирижер.

Женя уже танцует с пажиком. Она чувствует на себе общее внимание; ей надо бы вернуться на место, но совершенно не хочется расставаться со своим кавалером.

— Plus d’entrain [33]! — подбадривает артиллерист.

Ноги Жени едва касаются пола, ей кажется, что она летит и кружится в пространстве…

— Mazurka generale [34]! — объявляет дирижер.

Зал дрожит от топота ног, от звяканья шпор.

— Довольно с тебя, матушка моя, — неожиданно поймав Женю, сердито удержала ее Струкова, — еще чего выдумала? Туда же, в старшие записалась!..

— Мадам, — почтительно расшаркался пажик, — разрешите мне докончить танец с моей дамой.

— Ступай, ступай себе, батюшка, выбирай любую старшую, мало, что ли, выпускных стены-то подпирают, чтобы еще младшим у них кавалеров отбивать, — и Стружка подтолкнула Тишевскую к ее месту.

Пажик бросил ей вслед многозначительный взгляд, тяжелый вздох и, пожав плечами, направился к Липочке Антаровой.

— Тишевская, душка, какая ты счастливая! — шептали малявки.

— А мне хоть фунт конфет дай, ни за что не пошла бы, — простодушно созналась Лядова.

— Ты, Дуся Лядуся, такая колода, тебя бы и не пригласил никто, — шепнула ей Акварелидзе.

— А ты вот хоть и стрекоза, да что-то все сидишь, — буркнула Лядова.

— Да ведь с тобой рядом, — обиженно отозвалась грузинка.

— Медам, ужинать! М-lle Струкова велит идти в столовую, — сообщила Липина.

— Господи, уже спать ведут, — с досадой поднимались девочки.

Никому не хотелось уходить из залитого светом зала, от той волшебной сказки, которая открылась перед ними.

— И когда-то мы станем большими?… — тяжело вздыхали малявки.

В столовой маленьких ожидал горячий ужин.

— Медамочки, не забудьте обещание, — напомнила Липина.

Но девочки и без того уже начали заботиться об отсутствующих подругах.

— Шерочка, прикрой меня собой от Стружки, я сейчас своего индюка припрячу, — озабоченно шепчет Лядова.

— Душка, да ты никак всю порцию?… — удивилась соседка, знавшая слабость толстушки к съестному.

— Есть что-то не хочется, — солгала Лядова, думая только о том, какую радость она доставит Савченко, для которой она отказалась от любимого жаркого.

— Медам, я и крема положу, а то как же они и не попробуют! — и Завадская, не смущаясь, отложила в жестянку кусочек уже подтаявшего пирожного.

Струкова то и дело поднималась из-за стола и заглядывала в зал, где один танец сменял другой, и все больше разгоралось веселье.

Она мечтала поскорей уложить своих малявок и тотчас же вернуться в зал.

— Ну, живо спать у меня! — строго распоряжалась она, с удовольствием наблюдая, как поспешно укладываются девочки.

— Поздно… Устали они и заснут скоро… Ну и Господь с ними, — с облегчением вздохнула она и, прислушавшись к мерному дыханию девочек, тихо вышла из дортуара.

Еще миг — и все оживилось.

— Душки, как хорошо-то было!

— Липочка Антарова — царица бала!

— Ах, какая жалость, хоть бы одним глазком на нее взглянуть, — чуть не плакала Кутлер.

— Медамочки, а вы принесли нам поесть? — нерешительно спросила Замайко.

— Ха-ха-ха! А ведь мы чуть и не забыли, — расхохоталась Завадская и поспешно вытащила свою заветную жестянку.

— Ай, что это белое течет!.. — испуганно вскрикнула Замайко.

— Пустяки, шерочка… Это всего лишь крем растаял.

— Ну ничего, — согласилась Замайко, быстро принимаясь за еду.