Паргоронские байки. Том 3

И все это было собрано в своего рода коллаж. Некую картину со множеством деталей. Жертвы были прикреплены в определенных позах и казались настенной росписью с внутренним сюжетом.

Хотя суть этого сюжета Таштарагис сходу понять не смог. Вероятно, тут следует рассматривать подолгу или спросить о замысле самого создателя.

— Я тоже любил раньше живые статуи, — оценил он. — Хотя мне нравилось делать их движущимися. Танцы марионеток…

— С удовольствием бы ознакомился, — вежливо сказал Сорокопут. — Но вернемся к тому, ради чего ты здесь. Ты хочешь смерти Гаштардарона, верно?

— Не смерти! — помотал черепом Таштарагис. — Смерть — это слишком быстро. Я не люблю убивать своих врагов. Гораздо приятнее, когда они живы, но страдают… долго страдают. Веками. Тысячелетиями. Ты и сам должен это знать.

— Ты неверно понимаешь мою мотивацию… но ты в этом не одинок. К сожалению.

Сорокопут отвернулся к своему полотну и несколько секунд придирчиво его рассматривал. Чего-то недостает… всегда чего-то недостает…

— Я с удовольствием присовокуплю Гаштардарона к моему шедевру… — снова разомкнул уста сурдит. — Вопрос лишь в том, сколько ты за это заплатишь.

— Сколько я заплачу?.. — усмехнулся Таштарагис. — Ты тоже неверно меня понял, Повелитель Терний. Я ничего тебе не заплачу. Это ты заплатишь мне за то, что я помогу тебе поймать Гаштардарона.

Сорокопут и Таштарагис с четверть минуты смотрели друг на друга. Крошечные бесцветные глазки соревновались с пылающими синим глазницами в бычьем черепе. И в конце концов Сорокопут довольно улыбнулся.

— Мы оба выиграем от этой сделки, — признал он. — Я — даже больше, чем ты. В общем-то, ты получишь только моральное удовлетворение. Но это ты пришел ко мне, а не я к тебе… поэтому я предлагаю сойтись на ничьей. Поможем друг другу — и расстанемся друзьями.

— Каждому в этом мире нужен друг, — согласился Таштарагис. — У меня их в последнее время маловато.

Со дня того собрания демолордов минуло полгода. Гаштардарон давно забыл о мимолетной ссоре с Таштарагисом. В ней не было ничего нового, они ссорились почти при каждой встрече.

На самом деле Гаштардарон не придавал значения перебранкам с Таштарагисом. Он относился к нему, как к злобной старухе, которая все время кричит тебе что-то вслед, но навредить ничем не может. Или как к брехливому соседскому псу, который щерит зубы через щель в заборе.

И уж конечно, Гаштардарон не думал о Таштарагисе сегодня, летя среди висячих скал. Необычный мир, лишенный крупной тверди. Состоящий из крохотных островков жизни — одни размером с целую страну, другие едва ли уместят пару ступней.

Зато уж простираются они во всех трех измерениях. Меж бесчисленных парящих скал текут настоящие реки, а воздух влажный и полон причудливой живности. Полуптицы-полурыбы, от стай крохотных искрящихся существ до гигантских левиафанов, способных проглотить кульмината.

Большая часть этого мира тонет в полумраке. Но повсюду кишит светящийся планктон, а растения переливаются разными цветами. Даже в видимом спектре зрелище красочное, а уж если смотреть глазами гохеррима — настоящий восторг.

— И вот Янгфанхофен в очередной раз невзначай ввернул, что гохерримы во всем превосходят смертных, — заметил Бельзедор.

— Да и остальных демонов тоже, — поддакнул Дегатти.

Гаштардарон любил иногда охотиться в одиночку. Бывало, что звал старых друзей, вспоминал с ними былые сражения, но чаще предпочитал оставаться наедине с собой.

В такие часы он даже не искал особо добычи — просто шагал или парил где-нибудь, созерцал виды и отдавался размышлениям. Особенно ему нравилось делать это на широком просторе — в степи или пустыне, посреди безбрежного океана, в открытом космосе или, как сейчас, в бездонной воздушной толще.

Гаштардарон думал о вечности. О неисчислимой множественности миров и том, насколько громаден каждый из них. О том, насколько крошечна, микроскопична рядом с этим фигура даже демолорда. Превосходящие смертных, как букашек, они сами букашки в сравнении со вселенной… с любой из мириад вселенных…

— Мы все думаем, что влияем на течение жизни… — задумчиво произнес Гаштардарон.

Он смотрел на поток из множества капель и густого тумана. Словно дождь, решивший повести себя как река. Он начинался на одной из парящих скал, уходил к другой, а заканчивался где-то очень-очень далеко, в радужных зарницах.

В этом потоке плескалась мелкая живность. Птицы-рыбешки погружались в него и хватали еще более мелких существ — каких-то летучих рачков, охотящихся на совсем уж крошечный планктон.

Сами же они, в свою очередь, становились пищей более крупных хищников… а те иногда попадали на зуб воздушным левиафанам.

Гаштардарон потянул из ножен меч. Взмахнул легонько, полюбовался волной горячего воздуха — и убрал обратно.

— …Но все наше влияние — просто круги на воде, — закончил он мысль.