Паргоронские байки. Том 3

Найдя подходящую аналогию, Лахджа нащупала подходящий ей метод. Теперь Лимбо представился ей больничным коридором, а миры — палатами. Что-то похожее тут же стало воплощаться вокруг — она увидела двери… миллионы дверей. Бесконечную спираль коридоров и уходящие в бесконечность двери.

Ей и на ум не приходило, что миров настолько много.

Но ей нужен конкретный мир. Она приоткрыла пару дверей на пробу — за одной была милая деревушка, за другой колыхалось нагромождение органики… что-то вроде мамы Мазекресс изнутри.

Вот бы еще таблички были на дверях… о, а вот они и появляются. Как удобно. Правда, не на всех, а только на двух. Видимо, тех, в которых она бывала, которые видела своими глазами.

Паргорон… и Земля.

А, мир смертной Лахджи. От него веяло воспоминаниями… но войти не тянуло. Было скорее как-то неуютно — словно смотришь на дом, в котором провел детство, но знаешь, что теперь внутри ничего не ждет. Может, там остались какие-то дальние родственники… но они тебя даже не узнают, да и сам ты их почти забыл.

Нет, пока нет. Может, потом когда-нибудь.

Так что она выбрала вторую дверь — и вышла на улице Мпораполиса. Хотела вернуться сразу во дворец Хальтрекарока, но как-то не получилось. Нужно еще потренироваться.

— Можно мне канал во дворец Хальтрекарока? — подошла она к ближайшей кэ-станции.

— Воспоминание, — протянул щупальце возникший перед глазами провайдер.

Лахджа чуть подумала и отдала память о том, как выглядит Асмодей. Пусть в следующий раз будет сюрприз.

— Этим ты уже платила, — сказал кэ-миало. — Недостаточно.

— У бурых медведей, залегающих в спячку, в прямой кишке образуется пробка, — сказала Лахджа. — Для этого они перед спячкой жрут смолу. Плачу этим.

— Информация известна. Слишком кратка. Недостаточно.

— Известна?..

— Вы все чрезмерно часто расплачиваетесь информацией, относящейся к выделению каловых масс, — сухо сказал кэ-миало. — Касающийся этого раздел нашей менталотеки чрезвычайно раздут.

Лахджа вздохнула и подумала, что еще не жалко отдать. Чувствуя себя бабкой, перебирающей мелочь, она забормотала:

— Так, это мне надо… и это мне надо… а это не надо, но помнить приятно…

— Барышня, быстрее, — произнесла подошедшая демоница. — Вы тут не одна.

— Ладно, хочу забыть сюжет «Ворона», — решилась Лахджа. — Который с Брэндоном Ли. Потом снова посмотрю как в первый раз.

Этого кэ-миало хватило. Он наконец-то сыто заурчал — а Лахджа шагнула в лиловый проем и оказалась рядом с дворцом Хальтрекарока. Из головы что-то исчезло, но она уже не могла сказать, что именно.

Интересно, могут ли кэ-миало одновременно с забором воспоминаний еще и снижать когнитивные способности других демонов? Надо спросить Совнара, а то вдруг ими нельзя пользоваться слишком часто.

Хотя если бы это было так, ими бы никто и не пользовался. Паргорон бы давно отупел, а кэ-миало стали самыми главными.

— О, Лахджа, привет, — окликнули сзади. — Куда ходила?

— Так, погуляла, — повернулась к Сидзуке Лахджа. — А вы куда хо… ездили?

— Да тоже погуляли.

Сидзука была не одна. С ней ехали Нагалинара и Отрава, гохерримка и гартазианка. Все трое сидели на паргоронских конях.

— Давай с нами, — пригласила Сидзука. — Мы хотим еще пару кружочков вокруг гхьета.

— Без цели, что ли?

— Мы охотимся на мастов, — выдвинула меч из ножен Нагалинара. — Их тут много расплодилось.

— Опять какое-то развлечение Хальтрекарока?

— Нет, мы сами.

— Тогда поехали. А у вас есть еще один конь?

Нагалинара оглушительно свистнула. Через минуту к ним подлетел еще один конь. Храк-конюх спустил его на землю, вылез из седла и почтительно склонился перед Лахджой.

— Спасибо, — взялась за уздечку та. — Подожди… это что, Пухляш?.. Эй, ты куда?..

Конюх уже торопливо пятился. А ладонь пронзило резкой болью.

— А, он снова обглодал мне руку, — спокойно сказала Лахджа. — Ладно. Ладно. Я тоже люблю тебя, Пухляш. Мы с тобой еще подружимся, будь уверен.

Она запрыгнула в седло, и Пухляш тут же начал брыкаться. Пытаться достать клыкастым ртом. Все паргоронские кони дико злобные, но Пухляш выделялся даже среди них.

— Лошади не любят тебя, — сказала Сидзука, с интересом глядя на их борьбу. — Лошади вообще не любят плохих людей.

— Тогда попробуй сама. Вот, покорми его морковкой.

— Паргоронские кони не едят морковь, — сказала Нагалинара, хлопая Пухляша по морде. — Тихо ты, зверь.

И Пухляш сразу успокоился. А Лахдже стало чуточку завидно.

— Паргоронский конь должен чувствовать, что ты готова причинить ему боль, — свысока пояснила гохерримка. — Тогда он будет слушаться.

Какое-то время они вчетвером скакали по пустошам, окружающим дворец Хальтрекарока. Большая часть гхьета их общего мужа — пустошь. Кое-где росли сорняки, хищные кусты и ползучие побеги исгодына. Поднимались кротовины варкамов — гигантских подземных червей. И бродили в поисках пропитания масты — вечно голодные демоны-шакалы, дальние родичи паргоронских псов.

Нагалинара рубила их мечом. Страшным гохерримским клинком. Отрава стреляла из арбалета, заряженного мерцающими болтами. Сидзука палила из бластера… знакомого очень бластера, где-то Лахджа его уже видела.