Паргоронские байки. Том 4

– Ну а дальше вы знаете, – закончил Янгфанхофен, подперев ладонью щеку. – Когда Клюзерштатен только родился, моя сестра долго надеялась, что он вырастет… особенным. Ну сами понимаете, сын бога и демолорда, потенциальная темная ипостась. Он мог бы стать одним из величайших гохерримов. Но по мере того, как он взрослел, Эсветаллила все сильнее в нем разочаровывалась. Потому что Клюзерштатен с младых ногтей был… ну… Клюзерштатеном. Эсветаллила из-за этого относилась к нему все хуже, а Клюзерштатен от этого становился еще несноснее. Она смирилась бы с тем, что он плод насилия, что он уродец, если бы в нем нашлись другие достоинства… но их не находилось. И когда ему исполнилось двадцать, она с облегчением отдала его Джулдабедану. Ее последней надеждой было, что Учитель Гохерримов справится там, где не справилась она. Увы… впрочем, ничего нового вы не услышите. Каков Клюзерштатен, вам и так прекрасно известно.

– Слушай, а что, никто и в самом деле не догадался, кто отец? – спросил Дегатти. – Никто не сопоставил? Вот Кефринекс попадает в Хиард… и сразу после этого Эсветаллила является с младенцем. Не?..

– Кто-то, может, что и подозревал, но Эсветаллила молчала, а по ребенку сказать этого было невозможно. Да и не похож он совсем на Кефринекса. Тот ведь в обычном облике не козел и даже не олень. Он эльф, просто с рогами.

– А Клюзерштатену ты эту историю рассказывал? – спросил Бельзедор.

– Нет. И не расскажу никогда. Пусть и дальше думает, что он сын грязного козла.

– Боишься, что пойдет выручать папашу из Хиарда?

– Выручать?.. Скорее уж заколоть. Клюзерштатен вовсе не счастлив, что родился… таким. Да и отец его убить пытался, если помнишь.

– Может, и к лучшему бы, – пожал плечами Дегатти.

– Многое в истории нескольких миров пошло бы иначе, если бы Кефринекс тогда не дал Эсветаллиле подержать малыша, – согласился Янгфанхофен.

Бельзедор хмыкнул и тоже подпер ладонью щеку. Глядя на Паргоронского Корчмаря с каким-то даже сочувствием, он протянул:

– Да, Янгфанхофен… ничего себе тебя надирало об этом рассказать… Нет ли еще каких-нибудь тайн, какими ты хотел бы с нами поделиться?

– Есть, конечно, – с готовностью ответил Янгфанхофен. – Я знаю множество историй о событиях, которые мы держим в глубокой тайне.

– Можно ли называть глубокой тайну, которую знает Янгфанхофен? – фыркнул Дегатти.

– Так я же вам по секрету. Никому не рассказывайте.

– Коне-ечно!..

– Я серьезно. Я с вами уже стольким за эти дни поделился, что если хоть что-то растреплете – приду и заберу ваши души.

Дегатти моргнул, невольно отодвинулся и недоверчиво уставился на Паргоронского Корчмаря. Его слова могли бы показаться шуткой…. только он не смеялся, не улыбался. Его глаза светились в уютной полутьме малого зала… и атмосфера стала зловещей.

– А ты как думал? – саркастично спросил Янгфанхофен. – Если я беру с кого-то слово молчать – его лучше не нарушать. Иначе твоя душа станет моей собственностью.

Вокруг сгустились тени, глаза демолорда запылали еще сильнее. Его добродушный вид куда-то исчез, даже черты лица слегка заострились.

Внезапно и неожиданно Дегатти увидел его совсем по-другому. Огромный рогатый демон в окровавленном фартуке, с тесаком на поясе. Сейчас он не казался милым и добродушным.

Сейчас он выглядел ожившим кошмаром из глубин подсознания. Чудовищным паргоронским мясником.

– Он не шутит, – подтвердил Бельзедор. – Он действительно так промышляет. Добыча ему достается редко, но уж если достается… ну ты в курсе, что у него за клиенты. Ты вот, думаю, на полсотни условок потянешь, а я… не знаю даже. Янгфанхофен, во сколько у вас оценят мою душу?

– Янгфанхофен, я больше не хочу слушать твои байки! – вскочил с табурета Дегатти.

– Поздно, ты увяз уже слишком глубоко, – ухмыльнулся Бельзедор. – И не переживай ты так. Ничего с тобой не случится, если не будешь трепать языком. Как думаешь, сумеешь сдержаться?

– Думаю, что сумею, – угрюмо ответил Дегатти.

– Правда? И даже Лахджу не станешь спрашивать о некоторых моментах из ее жизни?

– Какая же ты скотина, Янгфанхофен…

Дегатти несколько секунд молча стоял, не отрывая взгляда от демолорда, с которым так неосторожно пил уже двое суток. Но его кошмарный облик рассеялся так же быстро, как и возник, и Янгфанхофен снова стал собой обычным – уютным и домашним толстяком, отличным собеседником и собутыльником. Дегатти махнул рукой и снова уселся на табурет.

– А, что уж там, – пробурчал он. – Ты столько уже рассказал, что историей больше, историей меньше… Налей мне самбуки с пряностями. Но получается, что я не смогу никому рассказать ни про Россильяни, ни про Кайкелону, ни про рождение Двадцать Седьмого?..

– Сможешь. Но только что-то одно. А потом… я приду по твою душу, Дегатти.

Янгфанхофен поджег напиток, пламя взметнулось – и в нем его лицо снова на мгновение стало страшным. Но во второй раз Дегатти уже не дернулся. Сдул пламя, спокойно отхлебнул и только спросил:

– А почему ты сразу не предупредил?

– А ты бы тогда здесь остался?

– А, ну да… Демоны, какие же вы все-таки… демоны. Но погоди… а если кто-нибудь мои мысли подслушает?