Паргоронские байки. Том 4

– Так странно сейчас слышать что-то хорошее о Таштарагисе, – удивленно сказал Дегатти. – Я понимаю, что он не всегда был таким, как сейчас, но… звучит странно.

– Это было почти сорок тысяч лет назад, – сказал Янгфанхофен. – За такой срок пересыхают моря и появляются горные хребты – что говорить о живых существах?

Обдумав все как следует, Таштарагис решил для начала спросить, что думает об этом сама Гласитарида. Может, у нее уже есть кто на примете? В конце концов, это не Таштарагису проводить потом вечность с Омбогденосом, Ластердуросом или Астамигисом… нет, только не Астамигисом.

Лучше бы Гласитариде не выбирать Астамигиса.

Асвантиду тоже пытались сосватать. Ее отец почему-то решил, что раз дочка выстроила кузницу, то готова к семейной жизни и совместному труду с будущим супругом. А украшения кует не только чтобы отточить мастерство, но и в качестве будущего приданого. Вон у нее уже сколько скопилось сокровищ.

Глезторос полюбовался наручами, что подарила ему дочь. Изысканная работа. Чистое золото, с гравировкой в виде хищных птиц на фоне грозового неба. По металлу бегают искры, не причиняя беспокойства хозяину, но если свести наручи вместе – выдаст молнию, что поджарит и Паука-Осьминога.

Такие и боги не побрезговали бы носить!

Да, хорошая будет хозяйка в дом Сародеросу. Глезторосу всегда хотелось породниться с Хиротаросом, патриархом муспеллов. К Асвантиде сватались и другие юноши, но их Глезторос не считал достойными партиями.

Сародерос ведь не только происхождением хорош. Он не только старший сын вождя, но и великий кузнец, великий воин. А мощь и сила духа его так велики, что его боятся даже хтонические чудовища. Он ездит на Огненном Быке, он победил однажды Великого Змея! Заполучил несколько шрамов, но победил!

Из чешуи того колосса Сародерос сделал для Асвантиды сапоги и пояс. Расстарался, измерил заранее ее следы в земле, чтобы узнать размер.

Ну и чего еще ей надо?

Но Асвантида по-прежнему была равнодушна к своему долгу перед великаньим родом. И Глезтороса это не на шутку огорчало.

– Я не понимаю, что за дочь у меня, – угрюмо говорил он на пиру первородных мужей. – Я ее такой не воспитывал. Меня пугает ее высокомерие – куда оно заведет ее по жизни?

– ТЫ С НЕЙ ГОВОРИЛ? – спросил своим раскалывающим небеса басом Дормадос. – МОЖЕТ, У НЕЕ ЕСТЬ КТО ДРУГОЙ НА ПРИМЕТЕ?

– Может, что-то ее гнетет? – спросил и Хиротарос. – Глезторос, я тоже хочу стать тебе сватом, но я не могу больше глядеть на мытарства сына. Он не знает уже, как подступиться, а я не знаю, что ему подсказать. Вон, у Зиберлоса тоже подрастает дочь – и она от Сародероса глаз оторвать не может.

– Все уши о нем прожужжала, – мрачно сказал Зиберлос. – Наши дети взрослеют, братья. Решайте там поскорее.

– Может, и гнетет, – подпер голову кулаком Глезторос, опрокидывая кувшин браги. – Давно замечаю. Словно скала в потоке магмы – она не говорит, но что-то ее беспокоит…

– Может, положила глаз на кого-то, кроме муспеллов? – с беспокойством спросил Лаградатес. – Я как-то видел ее с одним йотуном… не разобрал, с которым именно.

– С йотуном? – нахмурился Таштарагис. – Такое нельзя. Это кощунство. Ты поспрашивай там у своих, узнай, кто это был.

– Да ничего особенного, болтали просто, – пожал плечами Лаградатес. – Что мне – из-за разговора всех шерстить? Мы вот с вами все тоже тут сидим и болтаем.

– Кхм… – приподнялся из-за стола Астамигис. – Раз уж речь зашла о таких делах… Таштарагис… Я давно хотел тебя спросить…

Таштарагис поперхнулся брагой и сделал вид, что никак не может прокашляться. Дормадос шарахнул его по спине кулачищем и громогласно заржал.

– Да… спасибо, брат… – покивал Таштарагис. – А что-то мы тут засиделись, кажется?.. Я думаю, мне стоит на свежий воздух, продышаться.

– Хорошая мысль, я с тобой, – тоже встал Астамигис. – Не хочу при всех.

Таштарагис угрюмо отвернулся. Астамигис то ли не понял намека, то ли, что более вероятно, понял, но решил в этот раз не отступать. Получить твердый ответ: да или нет.

И Таштарагис принял свою судьбу, выйдя с Астамигисом на крыльцо.

– Мне непросто говорить об этом прямо, – сказал Астамигис, крутя пряжку на своем поясе. – Таштарагис, я… я уже несколько лет… уже несколько лет люблю… в моем сердце заледенел образ твоей дочери!

Таштарагис слушал его вполуха. Он и так прекрасно понимал, о чем Астамигис скажет. Патриарх инеистых великанов пытался подобрать слова, которые не сделают Астамигиса его врагом.

Астамигис – великан опасный и непредсказуемый. Он часто делает прежде, чем подумает.

Хримтурсы все разные. Одни вдумчивы и спокойны, похожи на морозный солнечный день. А другие – словно рассвирепевший буран, так и ищут, кого хлестнуть своей яростью. Одни – сияющие шапки на вершинах гор, другие – лавина, льющаяся с их отрогов.