Паргоронские байки. Том 4

– Так не бывает.

– Должна быть причина, – согласилась Асвантида. – Для такого совпадения должна быть…

– Это… не совсем совпадение, – немного виновато сказал Космодан. – Это… был я. В некотором роде.

– В некотором роде? – холодно спросила Асвантида.

– Мы тебя слушаем, – кивнула Гласитарида.

Космодан вздохнул и поведал то, что богородившиеся великанши еще не успели познать. Поведал им о перерождении, о круговороте жизни.

Закон реинкарнации прост. Подобное стремится к подобному. Если бог погибает, то возвращается в круговорот жизни, как все прочие. Но если в новом рождении он сумеет остаться… собой – велики шансы на повторное богорождение.

Для богорождения нужна почва и нужно семя. Нужно, чтобы имелось свободное место, божественная ниша – и чтобы нашелся для нее идеальный кандидат. И лучше всего, если семя уже отчасти проросло… например, если кандидат уже был богом в прошлой жизни.

– …Я уже приходил к вам, в Миран Дио, – поведал Космодан. – Когда великаны только народились. Когда никто из второго поколения еще не был даже зачат. Условия были идеальными. Молодой мир и хтонические существа, тоже совсем молодые. Уже бессмертные, да к тому же с предрасположенностью к определенным стихиям. И я… я устроил так, что их дети стали новыми рождениями богов Пантеона.

– Разве можно… сделать бога? – усомнилась Асвантида.

– Сделать нового – нельзя. Можно попытаться возродить старого. Остатки моего прежнего пантеона препоручили мне свои Сути. Предались мне атманами, спасли себя во мне. И я помог им… вернуться.

– А если бы ты оставил их при себе? – спросила Гласитарида.

– Какая разница? – пожал плечами Космодан. – Я не нарушаю обещаний.

– Не нарушает он, – хмыкнула Асвантида.

– Да простишь ты меня когда-нибудь? – уже чуть раздраженно спросил Космодан.

– Посмотрим. Кстати, кем я была… в прежней жизни? Я что-то смутно припоминаю, но…

– Тебя звали Солара. Ты была богиней звездного света, солнечной энергии и ядерного пламени.

– Красивое имя, – улыбнулась богиня. – Я буду носить его с гордостью.

– А как звали меня? – спросила Гласитарида.

– Гаккавойд, – чуть отвел взгляд Космодан. – Ты была… был богом хлада, замерзших планет и космической пустоты.

– Это имя я носить не стану, – отказалась Гласитарида. – Оставлю нынешнее.

– Да, так будет лучше, – тактично сказал Космодан.

Он раскрыл Кромку, и трое богов двинулись сквозь миры.

– Кстати, а когда ты за мной ухаживал, то уже знал, что я… Гаккавойд? – спросила Гласитарида.

– Нет! – отрезал Космодан. – Я вообще понятия не имел, что вам обеим достались… семена. У ваших первородных сотни детей, а семян было всего несколько. Это мог оказаться кто угодно… могло вообще ничего не прорасти!

Голубое небо Камня сменилось чистым, льющимся со всех сторон светом Сальвана. Космодан провел Солару и Гласитариду самым кратчайшим путем – и они предстали перед еще пятью богами.

– А, вот и он, – молвил оленерогий Кефринекс. – Наломал ты дров, новичок.

– Хтоники того мира очень злы на тебя, – сказал Херем, глядя на Космодана из-под бурнуса.

– И не без причины, – добавил Савроморт.

– Э, давайте все это обсудим потом! – поморщился Космодан, подталкивая богинь в спины. – У меня для вас еще одна пара! Зима и Лето!

…Наступила весна. Таштарагис с утра подмел двор, потом задал корм скотине и поиграл с самым младшим сыном. Тот родился на днях, еще ничего не знал и смотрел на мир чистыми голубыми глазами хримтурса. Воровато оглядываясь, Таштарагис сунул ему кусок сладкого льда… жена запрещала баловать, но он просто не мог удержаться, когда видел своих детенышей.

Патриархи великанов ведут почти ту же жизнь, что и остальные. Их не так уж много было, первородных. На них была возложена трудная задача, им выпала честь дать начало целым народам – и Таштарагис старался изо всех сил.

Поэтому ему особенно было больно вспоминать о своей старшей. О той, что покинула этот мир прошлым летом. Все вокруг напоминало о Гласитариде, в каждом ребенке он отныне видел ее.

И после обеда он отправился в долину Муравьев. Сказал жене, что пойдет нарубить дров, а сам пошел в лес. Туда, где похоронил то, что осталось от Гласитариды… от нее немного осталось. Видимо, тело унес тот бог.

В лесу он осторожно нарвал подснежников, и на обратном пути завернул к Мировому Древу. Растет, проклятое. Поднимается все выше, несмотря на повреждения.

Как легко его срубить. Таштарагис вынул из ножен Глаций… примерился… но не ударил. Весна только началась, дерево все еще покрывала ледяная корка. Она так красиво сверкала на солнце ледяными цветами…

Таштарагис глубоко вдохнул и снова увидел сидящую у корней дочь. Та улыбалась отцу.

Наваждение. Он моргнул – и ее не стало.

Инеистый великан потоптался, положил возле дерева горсть крошечных цветочков и сам уселся, глядя вдаль, на ледяные шапки гор. В ветвях щебетали ранние птицы, а с веток капала вода.

Весенняя капель. Слезы ушедшей зимы.

Интерлюдия

– Слушай, Янгфанхофен, а можно тебя попросить рассказывать трагичные истории… хотя бы не подряд? – спросил Дегатти, странно морщась. – У меня просто сейчас настроение не очень, а ты еще подкидываешь.