Паргоронские байки. Том 5

— А вот этого я тебе не скажу, — ухмыльнулся гохеррим. — Пусть останется моим маленьким секретиком. Не все же тебе у меня тут государственные тайны вызнавать.

— Ладно… но чем там все закончилось? Марюлия… что-то я не припоминаю такого названия. Вы что, и туда запустили корни? Второй Легационит потихоньку возводите?

— Ну как сказать…

— Кстати, я тоже хочу рассказать историю, — заговорил Дегатти. — Ты вот рассказал про один день из жизни храка, мелкого демона… а я расскажу про один день из жизни волшебника. Только не мелкого, а одного из величайших. Никто не возражает?

Никто не возражал.

Шут и волшебник

1365 год Н.Э., Парифат, Мистерия.

В прошлую луну Освельдеку Арминатти исполнилось пятьсот пятьдесят лет. Внушительный возраст для человека, пусть он даже волшебник… очень великий волшебник. Вот уже тридцать лет Арминатти возглавлял не только университет Адэфикарос, но и весь ученый совет, всю Мистерию. Десятый лауреат премии Бриара первой степени, он пользовался уважением всего волшебного мира, и власть в его руках была такая, какой не обладают даже императоры.

Сейчас он сидел в старом халате и тапочках, медленно жуя блины со сметаной. Смотрел в одну точку, не до конца проснувшийся.

Арминатти только что поднялся с постели. За окном было еще темно — в последнее время великий волшебник спал очень мало. Просыпался все раньше, засыпал все позже.

Не получалось по-настоящему устать — но и полностью отогнать усталость тоже не получалось. Изнутри что-то будто давило, тело постоянно ощущалось, как немного чужое. Иногда его приходилось таскать через силу, словно привязанную к ноге гирю.

Блины кончились. Арминатти чуть поразмыслил и сотворил еще один. Доев и его — сотворил чашку с чаем, немного меда, тарелочку с изюмом. Халат на его плечах обратился рабочей робой, домашние тапочки — туфлями с загнутыми носами. Стол и кровать исчезли, стены завертелись, из ниоткуда стали возникать алхимические инструменты.

Арминатти много лет возглавлял Репарин, институт материализации. Он творил вещи почти с божественной легкостью. Реальность вокруг него менялась по движению брови, по щелчку пальца, а чаще — просто по невысказанному желанию.

К сожалению, это влияло и на его собственную реальность.

Все вокруг Арминатти было создано магией. Жилье, все вещи, одежда, пища — все псевдоматериальное. Его спальня и лаборатория, туфли на ногах, блины, что он съел сегодня на завтрак. Было бы странно, если бы величайший в мире материализатор не пользовался своими способностями.

Но созданное магическим образом менее реально, чем то, у чего есть история и астральная тень. Псевдоматериальные молекулы — не совсем молекулы. И магия… магия коварна. Когда в твоей жизни ее слишком много, она медленно тебя убивает.

В основном это касается пищи, конечно. Пищу следует творить особенно тщательно, потому что после съедения она становится частью тебя. Если блины были псевдоматериальны — крохотная частичка тебя станет псевдоматериальной.

А все псевдоматериальное рано или поздно вновь обращается в ничто.

Само собой, пищу всегда творят особенно тщательно. Став съеденной, став частью живого существа, она может просуществовать десятилетия и даже века. Но все равно изменения постепенно накапливаются.

Они слишком ничтожны, чтобы можно было сказать, что магически созданная пища вредна. Она не вредна. Просто когда ты питаешься только ей и больше ничем… изменения постепенно накапливаются.

Арминатти дернул за рукоять и взял из лотка кусок алой киновари. Осторожно положил его под чарогнет, надавил, послал импульс — и поднял уже превосходный философский камень. Достаточное количество, чтобы продлить кому-то жизнь лет на пять.

Эта субстанция — краеугольный камень института Трансмутабрис. По меньшей мере треть алхимиков большую часть времени производит философский камень, поскольку никто еще не придумал лучшего средства продлевать жизнь и замедлять старение.

То есть средства лучше-то есть, конечно. А вот настолько же простых в получении и доступных для всех… таких нет.

Впрочем, «для всех» — слишком сильно сказано. На свете не настолько много алхимиков, чтобы хватало на всех. И алхимики, разумеется, хотят продлевать жизнь в первую очередь себе, своим близким, своим друзьям. А у тех, кто производит жизненный эликсир в промышленных масштабах, большую часть раскупают свои же коллеги-волшебники.

До простых смертных доходит очень мало.

Хотя самые богатые и влиятельные, конечно, могут себе позволить. И употребляют, само собой.

Арминатти был в первую очередь материализатором, алхимию он знал хуже. Но философский камень — одна из вещей, которые нельзя сотворить из ничего. Арминатти легко мог послать копирующую волну и создать точный дубликат этого куска киновари… но тогда это будет просто кусок обычной киновари.

Без чудесных свойств. Не являющийся философским камнем.