Паргоронские байки. Том 6

Теперь Заточка медленно поднималась. Ее пальцы рефлекторно сжимались, ища рукояти ножей. Из отвисшей челюсти капала слюна, а глаза горели красным.

- Я помню, Поддувало… - пробормотала она, глядя в пустоту. - Ты сказал, что я лучше…

А несколько лун спустя одинокий путник шагал по горам Бодассы. Гоблин в стоптанных сандалиях курил трубку и блаженно улыбался, глядя на сверкающие льдом пики.

Войдя в деревню погонщиков яков, он остановился у грязной канавы, в которой валялся старый пьяный чимча. Потыкав его посохом и услышав матерное приветствие, Харкун убедился, что старик скорее всего жив и почти наверняка абсолютно счастлив.

А значит, это тот самый, кого он ищет.

- Старик, я вижу, ты слез с бочки, - сказал гоблин.

- Бочки? - повернул голову чимча. - О какой бочке ты говоришь?

- О бочке, которая «хуже». Мы стоим на бочках, которые «хуже», чтобы не окунуться в океан дерьма вокруг нас. Я вижу, что ты просветлен, потому что ты окунулся, но не затонул и даже не запачкан.

Взгляд старика, который еще только что был мутен от вина, неожиданно стал ясным и острым. Он пристально уставился на Харкуна и сказал:

- Я беру тебя в ученики.

Интерлюдия

- А куда делся Хлебало? - спросил Дегатти.

- А этого, мои дорогие друзья, я не знаю, - развел руками Янгфанхофен. - Мне ведомо не все. Финал этой истории я узнал от… неважно, как его имя. Да и, возможно, это еще не финал, но… это пока все, что уже случилось. Заходите ко мне лет через пять — может, расскажу продолжение.

- Ты ведь следишь за этими гоблинами? - хмыкнул Бельзедор. - Сначала узнал о них случайно… от кого там?.. от призрака Болтуна? И захотел прочесть все выпуски, верно?

- Да, что-то мне подсказало, что я не пожалею, - признал Янгфанхофен. - Хотя это и очень мелкие фигуры, конечно. Даже по меркам смертных.

- Мелкий — не значит скучный, - сказал Бельзедор. - Иногда самые интересные истории случаются как раз с самыми незначительными, ничтожными существами. Мне столько тысяч лет, а я до сих пор люблю кидать гусениц в муравейники и наблюдать, как насекомые начинают копошиться.

- В буквальном смысле или метафорическом? - спросил Дегатти.

- Да, - улыбнулся Бельзедор. - Кстати, я могу рассказать о том, как одно такое насекомое стало чем-то большим, чем остальные насекомые, и целых двести лет серьезно мне досаждало. Историю о моем самом успешном враге, про которого вы до сих пор сочиняете эпические саги и дешевые романчики…

- А, Рыцарь Парифат, - догадался Дегатти. - Моргантос Оот, муж Галлерии Лискардерасс. Ну уж его-то историю я знаю.

- Не всю. И несколько однобоко. Янгфанхофен тут рассказал историю о первом рыцаре Парифате, оригинальном. Том, кого действительно так звали. Но был и второй Рыцарь Парифат. Сейчас он даже более известен, чем первый, и о нем написаны сотни томов бульварной литературы... но для него это было всего лишь прозвищем. Поэтому оба слова пишутся с большой буквы.

- Да я знаю...

- Не перебивай. Рыцарь Парифат жил и воевал со мной в самом начале Новой эпохи, и за тысячу с лишним лет его жизнь превратилась в материал для пьесок, в кучу пафосных легенд, похоронивших под собой реальную личность. Но я могу рассказать, каким он был на самом деле. Я ведь был тем, кто знал его лучше всех… возможно, после бессмертной Лискардерасс, но она вряд ли к нам сегодня присоединится.

- Расскажи, - не стал спорить Дегатти. - Будет интересно узнать о великом герое из уст его заклятого врага.

- От гоблинов переходим к эльфам? - хмыкнул Янгфанхофен. - Ну давайте.

Рыцарь Парифат

29 год Н.Э., Парифат, Тирнаглиаль.

Майтаваолиаль, Двойной Трон Корней, стоял здесь уже сорок лет. Сорок лет он был сердцем древнего чертога эльфийских королей, и сорок лет на нем восседали короли-близнецы, сыновья Лискарда Усмирителя.

Маовен и Бритун, Бритун и Маовен. Согласно одному из первых их указов, если сегодня ты сказал «Маовен и Бритун», то завтра скажи «Бритун и Маовен». Специальные цензоры следили, чтобы даже на словах, даже в мыслях никто не отдавал ни малейшего предпочтения одному брату перед вторым, ибо короли Тирнаглиаля были абсолютно равны меж собой, и смерть ждала всякого, кто подумает, будто это не так.

Маовен и Бритун были похожи, как две капли воды. Холодные неподвижные лица, платиновые волосы, тонкие губы и серо-стальные глаза. Облаченные в абсолютно одинаковые костюмы, они восседали так прямо, словно проглотили по палке.

Стоящий перед ними сид был совсем юн. Двадцать два года — для Народа подобный возраст еще отрочество. Пусть даже он успел покрыть себя славой на войне с фоморами — при иных обстоятельствах короли-близнецы и не взглянули бы на этого мальчишку.

Но Моргантос из рода Оотов еще и стал победителем юношеского турнира. В этом году он оказался лучшим из лучших, первым из первых — и по традиции, заведенной тысячи лет назад, имел право на одну просьбу. Братья-короли удостоили его аудиенции и равнодушно ждали теперь, когда он справится с волнением, когда исторгнет наконец из уст слова, назовет награду, что желает получить.