Бушуки телились дольше. Их мало волновали внутренние потрясения Паргорона, они занимались освоением закромочных пространств, все шире раскидывали свои торговые сети. Их собственная страна была крохотной, всего лишь небольшая область вокруг башни Мазеда, которую все чаще называли Башней Душ… но их не интересовали земли и территории. Не в размерах дело.
И бушуки до последнего полагали, что их услуги будут востребованы всегда, и неважно, кто победит. Но после бегства ла-ционне они с ужасом осознали, что гохерримы могут предпочесть разумным деловым отношениям грубый и жестокий грабеж. А их новой любимой потешкой может стать потрошение богатых карликов.
А удирать из Паргорона, как ла-ционне, бушуки не собирались. Их не привлекала бесплодная толща Тьмы, но не хотели они и разбегаться по другим мирам. За три тысячи лет своей истории некоторые пробовали, с концами переселялись за Кромку… их кланы в итоге захирели и зачахли, а потомки утратили бессмертие, став просто жалкими крохотными уродцами.
Смертное существование. Каген попытался представить это… почувствовать, как плоть заживо портится, как медленно увядают тело и разум. Как тикают внутри безжалостные часы, отмеряя срок твоего существования. Скорбно и бессмысленно.
Представил — и содрогнулся.
Бушуки вообще не видели ничего плохого в том, чтобы скупать у смертных их души. Подобные мимолетные жизни не казались им представляющими ценность. Энергия души может быть использована гораздо эффективнее, чем просто поддерживать угасающий уголек, постепенно умирающего мотылька.
Тятенька Мазед сам страдал от этого, и никому такой участи не желал. А потому бушуки с готовностью избавляли от нее несчастных смертных.
И сегодня три демонических народа заключили трехсторонний договор. Ларитры, бушуки и гхьетшедарии уговорились, что не разделят участи нактархимов, сурдитов и ла-ционне. Не позволят ни истребить себя, ни изгнать.
Темный Господин пребывал сегодня в благодушном настроении. Он принимал гостью — и не абы какую, а последнюю из дочерей Оргротора, прекрасную Исмельду. После гибели Биллаона, своего мужа, она бежала от гохерримов, ютилась сперва у отца, а потом перебралась к брату, Аркродароку. Пару веков назад вновь вышла замуж за кого-то из бесчисленных племянников, родила парочку детей, потом поссорилась с новым мужем и якобы случайно прикончила его, унаследовав гхьет… у красотки была бурная биография.
Теперь она пришла к Гламмгольдригу, просить о патронаже. Во время войн гохерримов и сурдитов гхьетшедариев тоже то и дело задевало. Они образовали союз взаимовыручки, давали друг другу убежище и приходили на помощь — но этого им показалось мало, и в какой-то момент они обратились к Органам. Лишенные намека на гордость, гхьетшедарии обещали целовать этим всемогущим монстрам ножки и исполнять любые прихоти, лишь бы те защищали их от проказников-гохерримов.
Многие согласились. Многих заинтересовала возможность получить таких слуг. Органам тоже становилось уже неуютно по соседству с озверевшими гохерримами, и они не возражали против вассальных союзов. Для одних гхьетшедариев патроном стал Рвадакл, для других — Согерахаб, для третьих — Мизхиэрданн. Кто-то пошел в подчинение к Ралеву, Бекуяну, Кхатаркаданну и даже Камтстадии.
Данников не было у Мазеда и Саа’Трирра — этим хватало собственного потомства. Не было и у Мазекресс — она всем отказывала. А вот Гламмгольдриг, к которому попросту никто не обращался, неожиданно почувствовал себя обделенным.
Чем это он им нехорош?!
Но сегодня все менялось. Его милости наконец попросили — и не абы какой захудалый помещик, а сама Исмельда, последняя из дочерей Оргротора. Сыновей у Фаллоса осталось целых трое, а вот дочь выжила всего одна — и теперь она принадлежит ему, Гламмгольдригу!
При мысли об этом он невольно облизнулся.
Девица была не в его вкусе. Слишком тощая, а раскормить двуформенного гхьетшедария невозможно. Но Гламмгольдриг и не собирался ее есть… не сразу же, по крайней мере. Он милостиво говорил с ней и пообещал заступу, пообещал покровительство. Разрешил даже пользоваться паутиной своих Призрачных Троп, укрываться на них от гохерримов, если те возжелают учинить зло бедной гхьетшедарийке.