Пари

— Ну, натурально, сосед, — продолжал Маркелов, — а труп Федорова в ванной валяется, с ножичком в сердце.

Маркелов неотрывно смотрел на Вершинину, ожидая увидеть, какое впечатление произвела на нее его последняя фраза. Лицо Валентины Андреевны выражало молчаливый нейтралитет, только ее взгляд, на минуту утратив присущую ему ироническую насмешливость, стал более внимательным.

— Ты сигнализацию проверил?

— Обижаете, Валентина Андреевна, конечно проверил, все в порядке, только кому она теперь нужна?

— Что, родственников нет?

— Пока неизвестно, Силантьев будет разбираться.

— Если никто не объявится, снимайте с пульта.

— Хорошо, Валентина Андреевна, свяжемся с Силантьенвым, узнаем.

— И что говорит Петр Петрович?

— Петр Петрович рассказывает какие-то сказки. Мол, Федоров ему позвонил, сказал, что друзья с ним пошутили, ушли и заперли его снаружи, а дверь изнутри не открывается. Попросил его отпереть, сказал, что ключ в замке. Петрович, якобы, оделся и вышел на площадку. Ключ действительно торчал в двери. Он отпер и вошел, крикнул Дмитрия, покойника Дмитрием звали — никто не отзывается. Тут телефон зазвонил, ну он трубку брать не стал, вроде как не ему звонят, пошел хозяина искать. В общем, пока он там мотался, и мы подъехали.

— Сегодня лейтенант Силантьев с тревожной группой выезжал? — Вершинина покрутила сигаретой в большой хрустальной пепельнице и встала.

— Он самый, — Маркелов поднял голову, следя взглядом за Валентиной Андреевной, — корчит из себя Шерлока Холмса.

— Ну, ладно, дальше, — Вершинина, прихватив по дороге кувшин, подошла к окну и, критически посмотрев на кактус-заморыш, стоящий на подоконнике, дала ему напиться, — наверное, холодно ему здесь, не май месяц.

Вершинина была крупной, статной дамой, но, несмотря на свою полноту, она двигалась легко и свободно без суеты и спешки, присущих многим нервным и худощавым особам и без монументальной тяжеловесности, характерной для дородных матрон.

— Кому холодно? — рассеянно переспросил Антонов.

— Кактусу. Ты где, Саша, на Луне? — усмехнулась Валентина Андреевна.

— Нет, но вы как-то так сразу… о кактусе заговорили, — промямлил сбитый с толку Антонов.

— Жениться тебе надо, Шурик, — шутливо продолжала Вершинина, — тогда бы ты на практике уяснил, что такое женский ум.

— Смесь ежа с гадюкой? — хихикнул Маркелов.

— Не так ядовито, — Валентина Андреевна с насмешливой укоризной посмотрела на Вадима, — но в чем-то ты прав. Женщины могут почти одновременно думать о чулках и звездах. В этом есть, конечно, свои плюсы и минусы.

— В чем же плюсы? — заинтересовался Маркелов.

— Во всеохватности, всесторонности взгляда, в способности прислушиваться к своей интуиции, а, значит, в некотором смысле — прозревать будущее…

— А каким вы видите мое будущее, Валентина Андреевна? — спросил захваченный разговором Вадим.

— Если ты, Вадик, не женишься через два года, ты вообще никогда этого не сделаешь, будешь до седых волос копаться в своих компьютерах, вконец потеряешь зрение, будешь похож на такого, — Вершиннина, приподняв подбородок, сощурила глаза, — подслеповатого кролика. — А вообще-то, как сказал Шанфор: «И в браке, и в безбрачии есть свои недостатки: из этих двух состояний предпочтительней то, которое еще можно исправить».

И начальница, и подчиненные весело рассмеялись.

— А минусы в чем… я про женский ум, Валентина Андреевна? — не унимался Маркелов, пытаясь наигранной серьезностью стереть с мальчишески пухлых губ следы улыбки.

— В неразборчивости, в суетности, в скоропалительности выводов.

— Ну, Валентина Андреевна, вас в этом нельзя упрекнуть, — покачал головой Антонов.

— Вишь ты как подъехал! — рассмеялась Вершинина, — ладно, с женской психологией разберемся после, если у вас будет желание. Значит, Петрович в убийстве не признается?

— Нет, не признается. Говорит, зачем мне его убивать? А как труп в ванной увидел, чуть в обморок не ляснулся, артист еще тот! — воскликнул Маркелов.

— Так, а Силантьев что? — Вершинина снова заняла свое место за столом.

— Силантьев приказал своим архаровцам поднять соседей, без понятых-то нельзя, и пошел у Трифонова обыск делать. И что же вы думаете, — Маркелов хитро заулыбался, — в грязном белье в стиралке нашли десять золотых монет царской чеканки, как записали в протоколе, «желтого металла». Спрашивают Петровича, твои? Он говорит, нет, впервые, мол, вижу. А у Федорова в пластиковой папке с кармашками, где он монеты свои хранил несколько кармашков пустыми оказались.

— И как же наш сосед это объяснил? Погоди, — Вершинина сняла трубку зазвонившего телефона. — Доброе утро, Михаил Анатольевич. Все в порядке. Хорошо, сейчас поднимусь.

Она опустила трубку и, обращаясь к ребятам, сказала:

— Подождите немного, я скоро, шеф вызывает.

Валентина Андреевна подошла к висевшему на стене большому овальному зеркалу и, не смущаясь присутствия подчиненных, поправила макияж, откинула челку со лба и неторопливо вышла из кабинета.

— Ну, Валандра, — полувосхищенно-полуязвительно произнес Маркелов, — даже к шефу идет как пава.