Пари с маркизом

– Если мне будет позволено сказать… – Фроубишер секунду помолчал, и его адамово яблоко слегка подскочило, словно он с трудом сглотнул. Откашлявшись, он попытался снова: – Очень приятно снова видеть вас в Хонивуде, милорд.

– Что это, Фроубишер, – ответил Николас, с удовольствием глядя, как старик вздергивает подбородок, – такое впечатление, что вы… едва ли не тронуты моим возвращением!

– Тронут, милорд? – Глаза дворецкого чуть расширились, словно мысль о проявлении эмоций была сродни падению в преисподнюю.

– Простите, – тотчас же сказал Николас. – Я ошибся.

Умиротворенный, Фроубишер показал на тощую, костлявую фигуру в черном крепе, стоявшую рядом с ним.

– Вы помните миссис Тамблети, разумеется.

– Безусловно, помню. – Он улыбнулся экономке. – Надеюсь, теперь вы не теряете ключи?

– Этого не случалось с тех пор, как вы были ребенком, милорд, – отозвалась она, и ответная улыбка тронула уголки ее губ. – Прошло много времени с тех дней, как вы на цыпочках крались за мной и стаскивали их с крючка.

– Очень много времени, – согласился Николас и посмотрел за спину экономки. – Полагаю, миссис Мур в кухне?

– Нет, милорд, – сказал Фроубишер. – Боюсь, колени миссис Мур все-таки подвели ее прошлой зимой.

– Надеюсь, Барроуз назначил ей достаточную пенсию?

– О да, сэр. Она поселилась в одном из коттеджей, и ей хватает денег для комфортной жизни. И я уверен, что ваша милость сочтет заменившую ее кухарку, миссис Фрейзьер, весьма превосходной.

– Уверен, так и будет. – Он снова обратился к экономке. – Арендаторы довольны этим домом?

– О да, сэр. Они хотят снова поселиться здесь осенью, когда вернутся из Шотландии.

В ее голосе прозвучал вопрос, и Николас тотчас же ответил на него.

– Боюсь, они будут разочарованы, – сказал он и в награду получил довольную улыбку.

Прошло восемь лет с тех пор, как Николас жил в доме, полном слуг, но здороваясь с горничными и лакеями, удивлялся, как легко возвращаются прежние манеры. Все равно что надеть старую домашнюю куртку и удивиться тому, как она по-прежнему удобна.

Позже, обходя поля и коттеджи с мистером Барроузом, Трабридж сообразил, что управляющий будет не очень рад, получив понижение в должности, и постарался как следует выразить свое одобрение тем, как он тут обо всем заботился. Николас интересовался мнением Барроуза по поводу дел в имении, особенно в первые дни пребывания дома. Июнь перешел в июль, и маркиз обнаружил, что возвращение к роли, которую он отверг восемь лет назад, становится все легче с каждым днем.

Николас думал, что будет больно возвращаться, потому что, приехав сюда в последний раз, он ожидал увидеть Кэтлин, а нашел только мистера Фрибоди, сообщившего своим сухим голосом юриста, что она больше никогда не приедет.

Но, к облегчению, боли Николас не ощутил. Остались теплые, милые воспоминания о минувшей любви – достаточно приятное чувство без тоски и, что особенно странно, без сожалений. Самое прямое к этому отношение имела, разумеется, Белинда. Николас писал ей ежедневно. Она отвечала не так прилежно, но это только усиливало удовольствие от каждого полученного письма. Однако к удовольствию примешивалась горечь, потому что Белинда ни разу не упомянула о своем возможном приезде в Кент.

Мысли о тех украденных минутах в пивоварне с каждым днем терзали Николаса все сильнее. Он просто не мог не вспоминать, как быстро Белинда кончила от его прикосновения, но понимал, что дело вовсе не в его искусном мастерстве. Все произошло слишком быстро. Понятно, что она жила без мужчины куда дольше, чем следует любой женщине. Николас был полон решимости в следующий раз, если ему выпадет такой шанс, сделать так, чтобы она уснула в его объятиях, уставшая и полностью удовлетворенная. Он хотел этого сильнее чего-либо в жизни, но как ни велико было искушение поинтересоваться ее планами, вопросов Николас не задавал.

Белинда попросила дать ей время на размышления, и маркиз хотел, чтобы она все обдумала как следует. Впрочем, самому Николасу ни о чем думать не требовалось. Он понял свое сердце и разум, и с каждым днем все более в этом убеждался, зная чего хочет и надеясь получить это. Впервые в жизни Николас действительно мог управлять своей судьбой.

Судьба, однако, явно стремилась снова и снова ставить на его пути все новые препятствия. Жарким днем в середине июля, всего за несколько дней до запланированного возвращения в Лондон, в Хонивуд явился отец. Фроубишер впустил его, с точки зрения Николаса, проявив невероятную неосмотрительность. Впрочем, вряд ли это была вина дворецкого. Лэнсдаун, в конце концов, герцог, и даже самый преданный слуга вынужден склониться, если он является с визитом.

Николас вздохнул и отложил книгу, которую читал. Раньше или позже это должно было случиться, так что лучше покончить с этим раз и навсегда.

– Ведите его сюда, Фроубишер.

Дворецкий с некоторой тревогой окинул взглядом царивший в личном кабинете Николаса беспорядок.

– Сюда, милорд? Но я проводил герцога в гостиную.

– Гостиная не пойдет, Фроубишер. Я не собираюсь устраивать церемонии ради Лэнсдауна. Давайте его сюда.