Пари с последствиями

И тут я поняла! Вспомнила, точнее. Он же собирался показать мне дом бабушки, в котором вырос… Так, значит, это случится сегодня? Отчего-то стало неловко, словно я вторгаюсь на чью-то личную территорию, причем самовольно. Но ведь это не так. Игорь сам решил посвятить меня в эту часть своей жизни. И сейчас я просто познакомлюсь с ней поближе.

Мы проехали через всю деревню, прежде чем остановились у одинокого дома на окраине. Стоял он словно особняком — расстояние между ним и другими домами деревни было приличное.

— Моя бабушка была не особо общительной, — словно угадал мои мысли Игорь. — Гостей не привечала, да и те забредали к ней редко.

Дом показался мне довольно добротным, хоть и деревянным. Участок перед домом был небольшой и заброшенный, а вот из печной трубы валил дым.

— Здесь кто-то живет? — удивилась я.

Не будет ли слишком большой наглостью вторгаться к кому-то в дом с ознакомительной экскурсией, да еще и вечером, когда люди обычно отдыхают после трудового дня?

— Нет. За домом следит соседка, которой я плачу. А печь затопил я не так давно, чтобы мы не замерзли внутри, — пояснил Игорь, расставляя все по местам. — Жильцов пускать сюда не хочу…

Как и продавать дом, который считает своим прошлым, нежно хранимым в душе. Почему нежно, я и сама не знала, но именно такое определение зародилось в голове первым. И, скорее всего, оно верное, а к памяти о прошлом и о своей бабушке Громов относится очень трепетно.

К крыльцу вела узенькая дорожка, мощеная плиткой. Чья-то заботливая рука присыпала ее песочком, чтобы ноги не скользили. Должно быть, это сделала все та же соседка, что следит за домом. Или Игорь сам?.. В последнее верилось с трудом. Как-то не представляла я его в фуфайке и с лопатой. Да и с ведром тоже. А уж мысль заменить его дорогущие кроссовки на резиновые сапоги, к примеру, и вовсе вызвала смех, который я всячески запрятала поглубже. Слишком этот мужчина лощен для деревенского жителя. А ведь по сути он такой и есть, раз родился здесь и вырос. И это я — дитя асфальта кажусь рядом с ним простушкой. Вот и верь потом в стереотипы. Да нет их вовсе. Мы сами делаем себя такими, какие есть.

Внутри дом показался мне еще меньше, чем выглядел снаружи. Тесные сени, небольшая комната сразу за ними, из которой дверь вела еще в одну комнату. Вот и все. Удобства, как я заметила, на улице. И почему-то мне показалось, что раньше тут царила бедность. Чистая до стерильности, но такая, когда с трудом сводишь концы с концами. И пройдя через такое детство, а потом и детдом, Громов умудрился достичь невиданных высот. Сам! Уже это в нем заслуживало уважения. И я не верила всем тем слухам о нем, что состояние он себе сколотил, занимаясь противоправными делами. Сейчас, когда узнала его получше, поняла, что в нем есть порядочность. Своеобразная, часто жестокая, но справедливая. Не мог такой человек идти по головам — я в это верила.

Обстановка в комнате тоже была бедная. Мебель старая деревянная. В углу иконостас. Ситцевые занавески на окнах со ставнями, дощатый пол с облупившейся местами краской… Но и сейчас кругом царила чистота. Мое же внимание привлек женский портрет на стене. На нем была изображена миловидная девушка, не старше семнадцати на вскидку. Ее белокурые волосы развевал ветер, и она смеялась.

— Это дочь мой бабушки, — сухо прокомментировал Игорь.

И снова он не назвал ее матерью, потому что даже в глубине души не считал таковой. А вот бабушка его точно любила свою дочь, раз даже после ее смерти Игорь не снял со стены этот портрет.

— Симпатичная, — не сдержалась я.

И Громов был похож на свою мать, только в нем и в помине не было той бесшабашной веселости, что была свойственна этой девушке. Теперь уже женщине в годах. Какая она сейчас? Помнит ли своего сына? А может ее уже и в живых-то нет… И я точно знала, что ни на один из этих вопросов Игорь мне не ответит, даже если знает правду.

— Здесь мы и жили с бабушкой, — обвел Громов глазами комнату, и голос его прозвучал глухо. — А там спали, — кивнул на закрытую дверь.

Я же подумала, как много воспоминаний о детстве хранит для него это место?

— А ты часто тут бываешь? — спросила.

— Очень редко. Последний раз был здесь больше года назад. Пошли дальше? — с улыбкой посмотрел на меня, стряхивая с себя груз задумчивости.

— Куда? — слегка опешила я.

— Туда, — кивнул он на неприметную верь, что сливалась со стеной. Ее я раньше и не заметила.

— А что там?

— Сейчас увидишь.

А дверца эта вела, оказывается, на задний двор, а вернее дворик-беседку, где было устроено что-то типа летней кухни. И вся кухонная утварь до сих пор аккуратно висела каждая на своем месте. Кругом царила чисто деревенская стерильность, когда пахнет выскобленным деревом и хозяйственным мылом. Я понимала, что кто-то специально тут все намыл к нашему приходу, но хотелось верить, что тут так всегда.

— Баба любила тут готовить, особенно печь пироги еще с ночи. Помню, просыпался утром, а на столе уже была целая гора.