Полет раскрывается в тонком, едва уловимом мгновении, когда я действительно лечу, пальцы обнимают ленты, а они меня. В самой высокой точке я смотрю вниз, солнца уже нет, сейчас есть только лампы, и в этом холодном свете под прицелами камеры фотографа я чуть расслабляюсь.
И падаю вниз.
Раскручиваясь на лентах, все ниже, ниже, ниже, быстрее, от вдоха до выдоха, до чьего-то крика, чтобы остановить падение за несколько миллиметров над сценой.
И коснуться босыми ступнями прохладной поверхности, напоминающей зеркальную плитку. Фотограф продолжает снимать, все остальные застыли статуями. Ветер отбрасывает волосы с лица, меня на миг опять ослепляет вспышка, а после я вижу Бена. Он стоит чуть поодаль, и стоит мне замереть, срывается с места. Совершенно беспардонно оттолкнув стилиста, просто хватает меня за руку и тащит за собой.
— Стой! — говорю я. — Да стой же. У меня фотосессия!
Бен останавливается, но только для того, чтобы стянуть куртку и набросить мне на плечи, и этого времени хватило для того, чтобы Лари шагнула к нам.
— Слушай, ты, набл с горы…
Я не увидела, а скорее почувствовала, как вспыхнули его глаза. Потому что харргалахт тоже вспыхнула.
— Ты вытащила мою женщину полуголую на улицу? — поинтересовался он. — И заставила ее рисковать собой?
У Лари натурально отвисла челюсть. У меня же ее, попросту говоря, заклинило, потому что как иначе объяснить то, что я даже ничего сказать не смогла, даже когда Бен подхватил меня на руки и понес к лифтам? В лифте я честно попыталась что-то сказать, и не смогла снова. Потом была попытка на подземной парковке. Но расклинило меня только когда я оказалась внутри его флайса, по-прежнему в его куртке, и когда дверца опустилась — бесшумно, а салон стал стремительно прогреваться.
— Это что только что было?
Ответа не последовало, поэтому я предприняла вторую попытку:
— Бен! У меня фотосессия!
Флайс никуда не двигался, я нажала кнопку открытия двери, но она не сработала. Я резко обернулась к нему в тот же момент, когда он резко обернулся ко мне:
— Ты чем вообще думала, Лаура?!
— Голос на меня не смей повышать! — огрызнулась я. — Чем я думала — не твоя проблема. Эта фотосессия — мой заработок на три месяца.
— Я о том, что ты полезла туда без страховки. В холод. У тебя вообще мозги есть?!
— Открой дверь!
Вместо того, чтобы открыть дверь, Бен коснулся панели зажигания.
— Ты меня вообще не слушаешь?!
— Нет, — прорычал он. — Это ты меня не слушаешь! Адреналин и гормоны, я все понимаю, но ты сейчас рисковала не только собой, но и ребенком! Тебя это абсолютно не смущает? То, что на первых месяцах не стоит переворачиваться вниз головой — тоже? Хотя твоей голове это абсолютно не повредит, хуже уже не будет.
Я на миг опешила, а после просто рванулась к нему, намереваясь как следует врезать кулаками по его груди. Он перехватил меня раньше, чем я успела это сделать, перехватил и дернул на себя, и я впилась злым поцелуем в его губы. Хотя по-хорошему стоило сказать — укусила, во рту мгновенно полыхнуло металлическим привкусом, и в тоже мгновение полыхнули его глаза и харргалахт. Его ладонь сжалась на моих волосах, горячие пальцы продолжением скользнули по шее. Я потерялась в этой странной, грубой и злой ласке, падая в нее и вцепляясь пальцами в его плечи — до боли, до прерванного судорожного вздоха, когда по губам скользнул холодный воздух.
В этот момент флайс задергался, как неисправная стиральная машинка на максимальных оборотах, и я поняла, что попросту лежу на приборной панели. Или сижу на коленях у Бена, но одно другого не отменяло, просто его рука впечаталась в схему запуска, а схему блокировки движения он еще не отключил.
Эти мысли вторглись в мое сознание поверх чувственных прикосновений — мои руки все еще на его плечах, взгляд упирается не то в его кровоточащую губу, не то в бешено бьющуюся на виске жилку. Сейчас я поняла, что избегаю смотреть ему в глаза, и в сознании почему-то мелькнуло: «Это больше не повторится».
Я проглотила эти слова вместе со вздохом, и все-таки посмотрела прямо. В упор.
В горящую истинным огнем радужку с раскрывшимися вертикальными зрачками.
— Что, Лаура? — хрипло спросил он. — Куда побежишь теперь?
— Никуда.
Я снова глубоко вздохнула и осторожно перебралась на свое сиденье. Сердце все еще бешено колотилось, дыхание сбивалось.
— У меня вещи там, — сказала я. — Наверху. Все. Сумка, ключи…
Телефон не считается, его можно просто выкинуть.
— И платье не мое.
— За вещами схожу, — ответил Бен. — А ты сиди здесь.
— А давай ты не будешь говорить мне, что я должна делать?
— Принято. Останешься здесь или пойдешь со мной?
— Останусь, — сказала я.