Парящая для дракона. Книга 2

— И когда я поняла, что только я могу спасти себя… и ее… и ее, — я кивнула на Гринни, кружащую вокруг нас, — я поняла, что должна сделать все, что от меня зависит. Я начала говорить с ней. Говорила какую-то ерунду… кажется.

Я уже смутно помню, что я говорила. Помню только любовь.

— Пламя начало слабеть. Потом он отвалился, — я кивнула на пульт. — А потом… я легла на диван и позвонила тебе. Конечно, ты можешь мне не верить, но…

На этот раз договорить мне не позволяет он: просто обнимает и притягивает к себе. Я слышу биение его сердца под ладонью, а еще слышу его слова: «Я собрал все штрафы Раграна, пока летел к тебе…» — но даже эту фразу заглушает сумасшедший шум в ушах. Меня просто несет, и несет не слабо, от этой близости подгибаются колени, а еще снова безумно хочется просто почувствовать его губы на своих. Почувствовать — каково это, когда тебя целует мужчина, который тебя действительно хочет. По-настоящему. Который тебя действительно ценит.

Поэтому я поднимаю голову и смотрю ему в глаза. Бен явно собирается что-то сказать, но я прикладываю палец к его губам. И целую этот самый палец, чтобы он мог решить, хочет ли он продолжения. Потому что не надо быть гением, чтобы сообразить, что спровоцировало выброс пламени, и почему у меня к руке примерз пульт. Даже если не следить за развитием романа Тэ-Эс, догадаться можно, и я не хочу, чтобы он думал, что это потому что…

Пальцы Бена обхватывают мое запястье, его ладонь осторожно тянет мою руку вниз.

Я никогда раньше не целовалась с открытыми глазами — по крайней мере, с настолько открытыми глазами, здесь и сейчас, в этой реальности, на полную отдавая себе отчет, что происходит. Но сейчас происходит именно это: моя рука падает, и его губы ударяют в мои. Так же, как ударяет взгляд, раскаленный от красных искр в радужке. Дальше уже я сама шагаю к нему, врезаюсь в него, прижимаюсь так, что, кажется, мы становимся продолжением друг друга.

А после падаю в этот совершенно безумный поцелуй.

Этот поцелуй совсем не похож на наши предыдущие (я подумала — наши?), потому что мы смотрим друг другу в глаза. Это немного дико и, честно сказать, возбуждающе. Пусть не настолько, чтобы у меня отключился разум, но когда Бен подхватывает меня на руки и несет на диван, я понимаю, что больше не хочу отступать. Останавливаться тоже больше не хочу, и поэтому, оказавшись на его коленях с разведенными бедрами, снова его целую.

Бен зарывается пальцами в мои волосы, и от этого прикосновения через все тело протягиваются тысячи раскаленных ниточек. Мне хочется большего — гораздо большего, чем было до этого, и чем когда-либо было вообще. Поэтому я касаюсь его рубашки пальцами, той кромки, где заканчивается ткань и начинается вырез, и слышу его хриплый выдох, перетекающий из него в меня. Хотя может быть, дело не в рубашке — я отчетливо чувствую твердость, упирающуюся мне в бедро, и от этого совершенно срывает крышу.

Потому что я чуть сдвигаюсь, и на сей раз это уже не выдох, это рычание:

— Лаур-р-ра.

Его глаза темные, но искры пламени в них — как летящие искры от костра в ночи.

Когда-нибудь я ему об этом скажу. Наверное. А пока просто облизываю припухшие губы и расстегиваю верхнюю пуговицу на рубашке.

Глаза у него темнеют еще сильнее, а искры становятся ярче. В тот момент, когда я цепляю пальцами вторую, Бен перехватывает мои запястья.

— Все. Хватит. Еще пара минут — и я уже не смогу остановиться.

— А нам надо останавливаться?

— Надо. Мне. Я, может, тот еще набл, но я точно не собираюсь пользоваться тем, что сейчас происходит.

Ну… прилетели.

Я резко шарахаюсь назад, но Бен, к счастью, иртхан. Поэтому мое резко, которое могло закончиться неудачным падением, заканчивается тем, что я оказываюсь на диване на спине, а он сверху нависает надо мной. Перехватывает мою руку и чуть ли не силой ведет ее туда, где… в общем, кладет на то, что я только что чувствовала между ног.

— Ты же взрослая девочка, Лаура? — говорит почти зло. — И сто процентов понимаешь, что это значит. Трахнуть тебя мне хочется больше всего на свете, но если я сделаю это сейчас, я, к наблам, больше никогда не посмотрю в зеркало. Поэтому давай просто сделаем вид, что этот диалог нам понадобился в первый и последний раз в жизни. Я до одури тебя хочу. Но я сказал — когда ты будешь готова. О’кей?

Он это говорит так, что мне хочется отползти куда-нибудь подальше, но на этом диване некуда ползти. Еще и Гринни подползла, и смотрит на меня — то есть на нас — большими глазами: а что это у вас здесь происходит?

Ничего.

Ну или почти ничего.

Или произошло гораздо больше, чем я могла себе представить — потому что мой взгляд по-прежнему в вырезе его рубашки, на груди, а моя грудь вздымается так часто, как если бы я пробежала марафон на Соурских играх и взяла первое место. Правда, торчащие соски к первому месту не имеют никакого отношения, и Бен явно не о спорте думает, потому что сглатывает и отстраняется, увлекая меня за собой.

Теперь, когда я снова сижу, здраво мыслить как-то легче.

— Я хотела тебя целовать, — говорю я, и голос становится низким до хрипотцы. — И не только.