Мне безумно не хватает прежней жизни, но прежняя жизнь осталась в прошлом. Потому что прежняя Лаура точно не стала бы скрывать от брата, с которым разговаривала на днях, то, что она переехала жить к мужчине и скоро собирается за него замуж. От лучшей подруги она бы тоже не стала это скрывать.
Из мыслей об этом меня выдергивает звонок смартфона.
Я оборачиваюсь, подхожу к тумбочке: номер фервернский, но неизвестный. Поэтому я несколько секунд медлю перед тем, как ответить. Но все-таки отвечаю.
— Лаура Хэдфенгер? — Голос мужской. Резкий. Незнакомый.
— Да.
— Меня зовут Петерфъерн Рэгстерн. Нам нужно поговорить.
Рэгстерн. Мне нужно сразу же отключиться, но до того, как я успеваю это сделать, он произносит:
— Моя дочь просит вас о помощи.
А я едва не давлюсь словами. Мне хочется поинтересоваться — та самая ваша дочь, благодаря которой я едва не размазалась по своему бывшему парню? Та самая, которая устроила мне тот веселый вечер, благодаря которой начался наш с Торном крах? Не знаю, почему, но сейчас мне дико хочется вцепиться ей в физиономию и расцарапать ее, вместо этого я говорю:
— До свидания, ферн Рэгстерн, — и уже почти нажимаю отбой, когда из трубки доносится:
— Для Ардена Ристграффа.
Я так и замираю: с занесенным над дисплеем пальцем. Потому что Арден не имел никакого отношения к Эллегрин — или имел? С какой радости тогда ей просить за него? И он не сдал меня Торну. Не считая того, что он поставил меня на ноги. Буквально.
Поэтому я молчу и снова подношу смартфон к уху.
— Вы, разумеется, не в курсе, но ферн Ристграфф арестован.
— За что?!
— Подробности мне неизвестны. Известно только, что он заключен под стражу и сейчас ожидает суда. Эллегрин действительно не имеет права вас ни о чем просить, Лаура, но она просит не за себя. Я же со своей стороны могу только передать вам ее просьбу. Она надеется, что вы сможете остановить ферна Ландерстерга, пока не случилось непоправимое.
Непоправимое?!
— О чем вы?
— Ферна Ристграффа ожидает трибунал. Вы знаете, что это такое, Лаура?
Я знаю, что это что-то, связанное с военным временем, точнее, суд, который собирают в военное время, но сейчас, к счастью, войны нет. В Ферверне так точно.
— Знаю, что трибунал можно собрать в военное время.
— Не всегда. Иногда его собирают, когда военнообязанный отказывается исполнять приказ, который ставит под угрозу благополучие той или иной державы. Как бы там ни было, я не знаю, о каком приказе идет речь, и что именно произошло между ферном Ристграффом и ферном Ландерстергом. Эллегрин уверена, что вы сможете это исправить, только поэтому я звоню вам. И, если это имеет значение, мне жаль.
Он попрощался, и я отложила смартфон.
В крайне противоречивых чувствах, надо признаться. С одной стороны, даже упоминание Эллегрин заставляло меня сжимать кулаки, с другой… при чем здесь Арден?!
«Мне жаль».
А мне-то как жаль, вы даже себе не представляете!
Я вылетела из спальни и спустя пару минут уже сидела за столом, но завтрак не лез в горло.
Какого набла?! Почему они просто не оставят меня в покое?!
Так внутри меня орала маленькая девочка, а какая-то новая я думала об Ардене. О нашей последней встрече. О том, что он мне сказал и о том, что случилось после.
Что, если (только на минуту предположить) все это случилось из-за той поездки? Что, если Торн присылал его, чтобы он что-то узнал, а он ничего не узнал? Или не захотел? Когда я думала об усыпляющих пластинках, скорее всего, я была не так далека от истины. Не представляю, какие на самом деле средства у военных врачей, имеющих доступ к секретным разработкам, чтобы получить мою кровь на анализы. Он действительно мог сделать все — с той минуты, как я открыла дверь — все, чтобы Торн узнал о моем положении. Но он просто меня предупредил о возможных последствиях.
Которых, к слову сказать, по-прежнему не было (не считая того всплеска): Льдинка вела себя тише пустоши, ниже подземных пещер, как будто уснула там, внутри, и сладенько посапывала, пока я сочиняла идею для своего шоу. Пока мы с Беном ездили узнавать о регистрации или целовались, пока ужинали или гуляли вместе.
«Эллегрин уверена, что вы сможете это исправить».
— Как?!
— Вирк!
Я перевела взгляд на Гринни и поняла, что спросила это вслух.
Как я могу что-то исправить?! Я, которую «ферн Ландерстерг» не слушал, даже когда я была его невестой?!
Хотя вопрос заключался несколько в другом.
Как я могу не попытаться? И как я буду после этого спать.
Я глубоко вздохнула и посмотрела на смартфон. В Ферверне сейчас глубокая ночь, а это значит, у меня минимум восемь часов, чтобы подумать о том, что я скажу Торну, когда свяжусь с ним через Одер. Или две минуты, если я по памяти наберу номер, который ушел из телефонной книги, но раскаленным клеймом отпечатался на сознании, как когда-то его харргалахт на коже.
Я отложила смартфон и снова подвинула к себе тарелку.