Парящая для дракона. Книга 3

Кроме «я» у нее ничего не выходит, поэтому я просто убираю мокрые дорожки с ее щек подушечками пальцев. Стираю их мягко, она опускает глаза, и тогда я смотрю на странное сооружение — перекладины вдоль стены, на которых висят мягкие разноцветные шарики и мягкие игрушки размером с детский кулачок: от низких к высоким (если так можно выразиться о росте годовалого ребенка). Меня уверяли, что так у малыша или малышки будет стимул все время подниматься, тянуться выше — когда ползание будет переходит в шаг.

Глубокий вздох совсем рядом.

Лаура поднимает на меня взгляд.

— Однажды я уже поверила в то, что все может быть хорошо, Торн. Поэтому…

— Однажды я совершил ошибку, Лаура. Но я хочу все исправить.

Дракон внутри меня дуреет от ее мягкого запаха — легкого, свежего, напоминающего о неуловимо-коротком лете Хайрмарга, и в то же время такого острого, дурманящего, возбуждающего. Я отвожу прядки волос с ее лица и наклоняюсь к ее губам, пробуя их на вкус.

Нет, дракон тут определенно ни при чем, или мы просто дуреем вместе.

Ее губы соленые от слез, и меня сносит, как порывом Ледяной волны с Грайрэнд Рхай, одной из самых высоких точек Ферверна. Мой хриплый выдох врывается в нее, но Лаура упирается ладонями мне в грудь. Тонкая, хрупкая преграда, которую мне ничто не составляет сокрушить — одним движением, ударом пламени. Я чувствую, как оно уже отзывается — ее странная, непонятная сила, которой сейчас боится весь мир.

«Тебе придется представить ее Мировому сообществу и позволить обследование, результаты которого будут обнародованы», — сказал мне Халлоран.

«Только после твоего племянника», — ответил я.

Больше мы с ним не разговаривали, но при воспоминании об этом ярость полыхнула в груди с такой силой, что Лаура невольно отпрянула. 

— Я не могу просто забыть все, Торн, — выдохнула она.

— А я не могу изменить прошлое. Не могу изменить прошлое, когда отпустил тебя с ним. Не могу изменить прошлое, когда был с ней. Могу изменить только настоящее. Для тебя. Для нас, — последнее я уже прорычал. — Просто позволь мне это сделать. Позволь…

Касаться ее было сродни какому-то безумному кайфу. Одно прикосновение к тонкой шее кончиками пальцев, скольжение вдоль бешено бьющейся под кожей жилки, и внутри полыхнуло так, что на миг потемнело перед глазами.

Я рывком подался вперед, вжимая ее в дверь, рывком расстегнул молнию комбинезона. Под плотной защитной тканью был свитер, но не было белья. Ее глаза расширились, когда я скользнул ладонями по ее груди, а после — под грубую вязку, касаясь разгоряченной кожи. Это прикосновение отдалось во мне: от хриплого вздоха до расширившихся зрачков, которые почти затопили собой небесную радужку.

— Моя Лаура, — произнес я, глядя ей в глаза. — Только моя.

И задохнулся, когда она коснулась меня в ответ. Скользнула пальцами по молнии куртки, стягивая ее с меня, помогая снять пуловер, царапнула ногтями кожу. Эта невинная и в то же время такая острая ласка, а может быть, осознание того, что она делает и как — осознанно, не под влиянием необузданного драконьего пламени, которое только-только в ней зарождалось — заставило судорожно втянуть в себя воздух.

Дернуть ее комбинезон вниз, чувствуя, как ее пальцы касаются ремня моих брюк. Не отпуская ее взгляда, по-звериному жестко — глаза в глаза — чувствовать эти прикосновения каждой клеткой напряженного от возбуждения тела.

Наблюдать.

Впитывать.

Смотреть, как она вышагивает из комбинезона, как из снега, и остается в одном свитере, трусиках и…

— Чулки, Лаура? — хрипло рычу я. — Серьезно?! Кто надевает под комбинезон в стиле «Антиледяная волна» чулки?!

Она смотрит на меня в упор, а потом облизывает губы.

— Я.

И все. Я просто шагаю к ней, подхватывая под бедра: не знал бы ее, подумал бы, что она их надела специально. Сейчас я уже ни в чем не уверен, поэтому просто отвожу край ее белья в сторону. Едва задевая пальцами, из-за чего она шипит. Мы по-прежнему не отводим глаз, словно между нами натянулась невидимая, но прочная как напитанный пламенем стальной трос, нить, и это уже становится по-настоящему диким.

— Зачем? — интересуюсь хрипло.

— Я по ним соскучилась, — выдыхает она. Рвано, выдавая себя с головой.

Впрочем, не только вздохом. Рукой я тоже чувствую ее возбуждение, из-за чего едва удерживаюсь на этой грани.

— А по мне?

Она плотно сжимает губы и качает головой.

— Нет? — Я чуть выкручиваю трусики и слышу стон. Стон, который перетекает в меня с такой силой, что у меня слетают последние тормоза.

Сейчас, когда между нами не осталось ни единой преграды, особенно преграды ее отстраненности, стоит немалых усилий медленно, по-настоящему медленно и плавно, чтобы прочувствовать каждое мгновение — податься вперед, делая ее своей.

— Торрррррн.

Никогда бы не подумал, что она умеет рычать, а особенно — так рычать мое имя.

— Да? — хрипло интересуюсь прямо ей в губы.

Она молчит, даже под свитером угадываются напряженные вершинки груди, острые, как от долгих ласк. Приходится медленно податься вперед, и так же медленно — снова назад, вызывая тихий вздох.

— Расскажи, как ты по мне скучала.