Парящий в облаках: исповедь Клода Фролло (СИ)

Ему скоро должно было исполниться четырнадцать лет. За последний год он стал ещё более диким и нелюдимым. Он больше не заикался о военной службе и не заглядывался на доспехи стрелков, но его стал смущать вид молодых прихожанок. Всякий раз, услышав шелест юбки и тихий девичий смех, он срывался с места и прятался подобно испуганному зверю. Мне невольно вспомнились слова покойного дез Юрсена о том, что свойственные его полу инстинкты должны были проснуться рано или поздно в мальчишке. Действительно, голос Квазимодо, и без того хриплый, стал ниже. Рыжая щетина пробивалась на его впалых щеках, а на сутулых плечах заматерели мускулы. Меланхолия сковала безобразные черты. Я уверен, что не до конца осознавал глубину его одиночества и голода — так же, как он не до конца осознавал глубину моего сочувствия. В общении друг с другом мы оба держались предельно сдержано. Он не жаловался — а я не жалел. Быть может, я был с ним даже слишком суров. Мы продолжали изучать латынь и священное писание. Ни слова о жизни за пределами собора, с которым он сросся, как черепаха с панцирем. Этот панцирь одновременно защищал и душил его.

Именно в этот непростой период жизни Квазимодо его и решил побеспокоить мой брат. С присущей ему беспардонностью, Жеан проник в жилище моего воспитанника после вечерней службы. Должен отметить, что за все годы проживания в северной башне Квазимодо не приходилось запирать дверь. Облик и репутация жильца были надёжнее любых замков. Каноники и певчие обходили эту келью стороной. Помимо меня никто не переступал через порог этой «пещеры циклопа». Разумеется, Жеану не терпелось туда проникнуть. Причём он первым запустил туда своего приятеля — Робена Пуспена. Именно Робен оказался прижатым к стене могучими руками. Не сомневаюсь, в это мгновение вся недолгая жизнь школяра пронеслась у него перед глазами. Кровь из разбитого затылка замазала разрисованную стену. Жеан, не на шутку перепуганный, бросился ко мне с мольбой спасти товарища. Желторотые школяры не ожидали такого поворота событий. Наверное, они рассчитывали, что им удастся застигнуть зверя врасплох и загнать его в угол в его же норе.

Не сказать, что реакция Квазимодо меня удивила. Он повёл себя как собака, которую дёрнули за хвост. Он уже однажды показал характер, ещё будучи пятилетним, когда укусил Пьера де Лаваля.

Мне пришлось осмотреть и перевязать рану Робена, что не составило особого труда, а затем вернуть его декану коллежа. Родители мальчишки не посмели жаловаться епископу, учитывая, что их сын сам проник туда, куда посторонним не следовало соваться. Справедливости ради, Квазимодо никогда первым не бросался на людей, даже когда его высмеивали на улице. В глубине души я даже сожалел, что досталось Робену, а не Жеану. Мой братец заслужил кровопускание как никто другой.

========== Глава 13. У Луи де Бомона рождается блестящая идея ==========

— Всё-таки подумайте о том, чтобы отправить своего мальчишку в гарнизон, — сказал мне Луи де Бомон, когда я оказался в его кабинете. — У него море нерастраченной энергии. Она тяготит его. Отдайте его на службу, пока он не стал преступником.

— Вам не кажется, что ему будет трудно подобрать форму? — спросил я, не сразу поняв, о ком шла речь. — С его не совсем обычным телосложением…

— А чего такого необычного в Жеане? Мальчишка невысок ростом, это правда. Но для кавалерии это не так уж и плохо.

— Так Вы имели в виду моего брата?

— А кого ещё? Неужели вы подумали, что Квазимодо? — болотно-зелёные глаза епископа выплеснули долю упрёка. — Не до такой степени я жесток, чтобы шутить подобным образом. Разумеется, я имел в виду Жеана. По Вашим же словам, он не проявляет никакого интереса к учёбе. Довольно истязать ребёнка ненавистной ему латынью. Может, настало время отправить его в казармы. Военная дисциплина пойдёт ему на пользу.

— Мне бы ночью не спалось, если бы подобные Жеану служили в армии. Королевство было бы под угрозой.

— Зря Вы так. Любого сорванца можно перевоспитать. Юный де Шатопер этому подтверждение.

— Позвольте не согласиться, ваше превосходительство. У Шатопера, помимо начальников, есть суровый отец, который не даёт ему спуска. Феб с рождения был предназначен для ратного дела. В семье Фролло нет военных. Моя родословная состоит из мыслителей и философов. Нам опасно давать в руки меч или арбалет. Уверяю Вас, страна ничего не потеряет, если Жеан не поступит на службу.

Мой ответ удовлетворил епископа лишь частично. Луи хмыкнул и покачал головой.

— Удивительно, однако…

— Что именно Вас удивляет?

— Ваша первая мысль была о Квазимодо. Вы так мало думаете о брате.