Парящий в облаках: исповедь Клода Фролло (СИ)

Цыганка с козой больше не возвращалась к собору. Возможно её кто-то предупредил об опасности. Исчезнув с площади, она оставалась в моих мыслях. Я чувствовал её присутствие в городе. Иногда мне казалось, что краем уха я слышу рокот бубна. Отголоски заморской мелодии проклёвывались даже сквозь песнопения во время служб. Я испытывал потребность вновь её увидеть, чтобы сосчитать на ней все дьявольские отметины. Про козу и амулеты я уже знал. Несомненно, были и другие знаки, по которым можно было определить колдунью. Меня охватил досель незнакомый мне голод инквизитора. Как бы дико это ни звучало, я был благодарен Луи де Бомону за то, что он привлёк меня к этой миссии, которая предполагала некоторые вольности. Разве он не благословил меня на защиту собора любой ценой?

Как-то вечером после службы я надел охотничий костюм, который мне много лет назад подарил Пьер де Лаваль, и поверх него набросил плащ. У меня не было возможности посмотреть на своё отражение. Когда в последний раз я видел себя в одежде мирянина?

В новом облике я покинул собор через боковую дверь, выходящую на мыс Терен, где у меня был привязан челнок. Конечно, я мог бы заплатить лодочнику, чтобы переправиться на противоположный берег, но мне не хотелось привлекать лишних свидетелей. После нескольких взмахов вёслами, мне пришлось их отложить чтобы перевести дуx — у меня опять защемило в груди. Давно я не подвергал тело такой нагрузке. Вот что значат годы, проведённые за книгами. В то же время, мне казалось, что эти симптомы были не просто телесными. Будто какая-то сила тянула меня обратно к берегу. Глубоко вдохнув, я вновь принялся грести, убеждая себя, что все мои усилия были направлены на очищение прихода, на защиту горожан.

Не помню, сколько времени ушло на то, чтобы пересечь реку, и сколько раз мне приходилось брать передышку. Знаю лишь, что когда я вышел из челна, у меня дрожали ноги, и мой охотничий костюм промок изнутри от пота.

Итак, я находился недалеко от горы Св. Женевьевы, в квартале своего отрочества. Каким негостеприимным мне показалось это место! Двадцать лет назад университетский городок был моей обителью, a теперь камни мостовой дрожали у меня под подошвами, прогоняя меня прочь. Я вторгся в мир, в котором мне уже не было места, одним своим мрачным присутствием испортив атмосферу веселья, точно филин среди воробьёв. Впрочем, даже в юности я не принадлежал к этой желторотой стае. Мои товарищи быстро поняли, что с Фролло скучно, и перестали приглашать меня в кабачки после лекций. Зато теперь мой братец веселился за двоих. Я вполне мог столкнуться с ним на одной из этих улочек. Как бы я ему объяснил своё преобывание в университетском квартале, да ещё в таком наряде? Меня бы поднял на смех весь коллеж Торши. На мгновение я представил, с каким азартом и упоением Жеан рассказывает товарищам про своего святошу-брата, который посреди ночи шастает по переулкам в погоне за женщиной. И это, увы, не было бы ложью.

Гренгуар как-то сболтнул вскользь, что цыганские дети устраивали представления для школяров перед кабаком «Яблоко Евы». Напомню, владелец кабака был отцом той самой девицы, которая понесла от Шатопера. Не подумайте, что после этого нелепого случая капитан обходил это заведение стороной. Напротив, оно оставалось одним из его любимых увеселительных мест в городе. Когда ему хотелось отдохнуть от общества сослуживцев, он дурачился с мальчишками, которые были его на семь-десять лет моложе, точно это общение возвращало ему детство, проведенное в казарме. У таких, как Жеан и Робен Пуспен, Феб де Шатопер находился в почёте. Они восторгались его мундиром, его саблей, его амурными победами и считали за честь напоить его вином за свой счёт. Хозяину кабака всё это было на руку, и он на многое закрывал глаза. Капитан стрелков служил своего рода аттракционом. Более того, в случае драки, он мог вмешаться и обнажить свою шпагу. Как ни странно, цыганские дети не боялись устраивать представления перед кабаком, где так часто развлекался Феб де Шатопер. Очевидно, он ещё не обличил себя как противника египетского племени.

Когда я, надвинув капюшон на глаза, приблизился к кабаку, в освещённой факелами беседке уже начиналась какая-то потешная возня. Курчавые, черномазые ребятишки бросали друг другу металлические кольца, распевая частушки на своём тарабарском наречии. Подвыпившие школяры пытались им подпевать.

Вдруг я почувствовал очередную спазму в груди. Мне пришлось запустить руку под плащ и сжать левое плечо. Сквозь пьяный смех и улюлюканье, я расслышал звонкий, шаловливый, полудетский голос:

— Джали, как говорит речь мэтр Жак Шармолю, королевский прокурор, в духовном суде?

========== Глава 22. Ангел мрака ==========