Парящий в облаках: исповедь Клода Фролло (СИ)

Когда я вышел на площадь через дверь у подножья башни, цыганки уже не было. Один из зевак сказал, что она пошла в дом напротив плясать фанданго. Её место на ковре занял человек в жёлто-красном. Желая заработать свою долю мелкого серебра, он расхаживал по кругу, держа в зубах стул, к которому была привязана кошка. Когда он пронёс мимо меня свою пирамиду, я увидел наконец его покрасневшее от напряжения лицо.

Спутник цыганки оказался тем самым, за которого я его принял.

— Владычица! — воскликнул я. — Что здесь делает мэтр Пьер Гренгуар?

Я не видел своего ученика с того дня, когда провалилась его мистерия. Мне так и не удалось высказать свои заготовленные слова утешения. Теперь мне хотелось сказать ему совершенно другие слова.

Должно быть, мой суровый голос привёл его в трепет, потому что бедный малый потерял равновесие, обрушив пирамиду на гикавших зрителей.

Воспользовавшись суматохой, он поспешил скрыться за мной в соборе. Похоже, он не испытывал стыда от того, что я застал его в таком нелепом наряде, за таким дурацким занятием и в такой сомнительной компании.

Гренгуар поведал мне что случилось в тот вечер 6 января. Оказывается, цыганка не уехала с Шатопером после того, как тот её спас. Соскользнув в седла, она вернулась домой во Двор Чудес, куда и сам Гренгуар забрёл после провала мистерии. С апломбом, присущим поэту, он описал невиданный, уродливый, пресмыкающийся, копошащийся, неправдоподобный мир, в котором жили воры и бродяги Парижа. Емy пришлось предстать перед королём, который оказался тем самым Клопеном Труйльфу, гнусавившим «Подайте христа ради!». Гренгуара осудили за проникновение в царство Арго, не будучи одним из подданных, и приговорили к смерти. От петли его спасла Эсмеральда, согласившаяся стать его женой. Между нервными смешками, Гренгуар клялся, что ни разу не воспользовался своими супружескими правами. Цыганка дала ему понять в первую же ночь, что вышла за него замуж из жалости, которой не суждено было перерасти в нечто большее. На поясе она носила маленький кинжал, а на шее ладанку, содержимое которой никто не видел, но которая должна была помочь найти ей потерянных родителей. Стоит девушке лишиться целомудрия, и талисман утратит силу. По мнению Гренгуара, к ней ещё не прикасался ни один мужчина, так как она всё ещё лелеяла надежду воссоединиться с кровными родичами.

— Будто ей всего цыганского племени было мало! — добавил он. — Её чтут, будто Богородицу. А она всё вздыхает о своей бедной матушке.

Честно говоря, история походила на одну из тех вульгарных уличных комедий, которые разыгрывали на перекрёстках бродячие актёры. У меня не было повода сомневаться в правдивости Гренгуара. В то же время я не был уверен, что эта мысль утешала меня. Девственность приумножала силу колдуньи. Нетронутая мужчиной ведьма способна на большее, чем самая опытная искусительница.

========== Глава 33. Школяр и офицер ==========

Я недооценивал популярность Жеана. Солдаты принимали его так же радушно, как школяры принимали Феба. Неудивительно, что эти двое нашли друг друга, непринуждённо перемещаясь между двумя стихиями, военной и университетской. Оба были белокуры, смазливы и распутны. Жеан, которому не было семнадцати, соревновался со своим приятелем, который был на семь лет старше и на голову выше. Его попытки переплюнуть капитана в пьянстве и разврате не могли не смешить. Безусловно, ему льстило то, что такой закоренелый повеса как Феб охотно с ним кутил. Впрочем, капитан был готов фамильярничать с любым, кто был в состоянии заплатить за выпивку, не обращая внимания на возраст и ранг. Для того, чтобы завоевать расположение Шатопера, требовалось не так много — парочка монет.

Разумеется, получив от меня очередную подачку, Жеан побежал хвастаться Фебу. Прислонившись к углу дома своей невесты, того самого дома, в который позвали плясать цыганку, капитан безбожно чертыхался. Сочный баритон разливался по соборной площади. «Пуп Вельзевула! Кишки папы! Гром и молния!». Жеан не упустил шанс выразить своё восхищение красочным словарным запасом друга.

Эта встреча происходила у меня на глазах. Мне выпала редкая возможность увидеть этого бесёнка в естественной среде. При мне он кривлялся, пытаясь напустить на себя приличный вид, хотя и знал, что я видел насквозь его ужимки. Со своим собутыльником ему не нужно было притворяться.

Эти двое не заметили моего присутствия, настолько они были поглощены созерцанием набитого мной кошелька. До моего слуха долетели слова Жеанa «брат — полоумный архидьякон». Нет, я не лелеял иллюзий по поводу своей значимости в его глазах. Наше сомнительное родство представлялось ему кормушкой, из которой он иногда клевал.

— Чёрт возьми, — промычал Феб в ответ. — Какой достойный человек, этот архидьякон Моро. Кем он там тебе приходится? Дядькой, кузеном?

— Братом, олух вы эдакий! Бра-том по отцу. У меня нет желания посвящать вас в тонкости своей родословной.

— Если братом, то плохо дело, бедный мой Жеан. К тридцати годам у вас вытянется нос и облысеет лоб.