Пария

— А у меня задание доставить тебя обратно к Эвсебии. Это мой обет. Я с самого начала старался исполнить его — но мне мешали все кому не лень. Но, поскольку я по-прежнему в деле, я должен довести его до конца. И эти люди, от которых ты попала сюда — разве не им ты должна доверять больше всего?

Я задумалась. Отчасти Проклятый был прав, но я чувствовала, что он просто не понимает всей сложности происходящего. Мой мир на глазах превратился в путаницу масок, под которыми скрывались другие маски, подделок, лжи, скрывавшейся внутри правды и правды, спрятанной внутри лжи. Планы путались, подменяя друг друга — и я пока не понимала, какой из них следует принять, а от какого отказаться. Сестра Бисмилла… Медея действительно лгала мне двадцать лет или больше, но я чувствовала, что для этого были веские причины, и что она поступала так потому, что моя судьба была ей по-настоящему небезразлична. Мэм Мордаунт и Зона Дня заботились обо мне почти столько же времени, и я чувствовала привычную преданность им — но, возможно, именно в этом я и ошибалась. Они воспитывали меня с определенными целями, выращивая, словно овощ на продажу. Они заботились обо мне и много вложили в меня — но лишь во имя собственных эгоистичных намерений.

Я подумала, не собирались ли они сделать из меня одного из своих граэлей? Я бы служила Королю и стала одной из Восьми? Слепой, белый паук соткал бы паутину у меня в горле? Как бы я отнеслась к этому? Пыталась бы бороться?

Я думала, что, скорее всего, так бы и случилось. Я всегда считала себя преданной слугой Императора и верным воином Инквизиции. Если я была результатом эксперимента когнитэ, вряд ли они заставили бы меня думать так. Сама мысль о том, что я — еретичка, оскверненная когнитэ, вызывала у меня омерзение. Если бы мне сказали правду, я просто отвергла бы ее.

Я бы боролась.

С этой мыслью я погрузилась в сон.

Когда я проснулась, день уже давно перевалил за середину. Я не видела снов. Смертельная усталость просто влекла меня сквозь прошедшие часы, словно темная река, протекающая среди погруженного во мрак леса.

Медея оставила для меня одежду. Я приняла душ в маленькой, пропускавшей воду кабинке, и надела синий плотно облегавший защитный костюм и поношенный кожаный плащ. По карманам я рассовала изогнутую серебристую булавку и синюю книжицу с повседневными заметками, которую забрала у Реннера.

Я бегом одолела несколько лестничных пролетов вниз и обнаружила Эйзенхорна в помещении — чем-то вроде салона или комнаты отдыха. Он читал информационные планшеты, а Медея устроилась у окна, прихлебывая кофеин и изучая карты города.

Я плеснула себе кофеина из кофейника, стоявшего на маленькой печке, и уселась напротив Эйзенхорна. Сейчас, при дневном свете, заполнявшем просторное помещение с высоким потолком, в отрешенном от борьбы покое, я видела, что его облик исполнен благородства и силы. От меня не скрылось и то, что долгая жизнь — возможно, слишком долгая — не была милосердна к нему. Он выглядел усталым и изломанным, изможденным страданиями, которые ему пришлось перенести, не разваливающимся на части благодаря аугметике и поддерживающему его экзоскелету. Я подумала, что, возможно, он выбрал Верхний Город, чтобы устроить в нем свое логово, потому, что характер этого места походил на его собственный.

— Итак, вы хотите поймать Короля? — спросила я.

— Да, — ответил он.

— А зачем? — поинтересовалась я.

Он перевел взгляд на Медею, которая оторвалась от своего занятия и прислушивалась к разговору. Она улыбнулась.

— Хороший вопрос, — сообщила она.

— Его никто никогда не задавал, — заметил Эйзенхорн.

— Потому, что… — подбодрила я.

— Потому, что Король в Желтом — это мифический персонаж, — ответил он. — Если угодно, фольклорный элемент. Истории о нем с разными вариациями существовали веками, а может и еще дольше. Суть в том, что на твой вопрос нельзя дать внятный ответ, потому что мы слишком мало знаем о нем. Мы не знаем, кто он, или что он; вообще ничего не знаем о его целях или стремлениях, за исключением того, что они связаны с Имматериумом.

— И? — я ждала продолжения.

— Попробую изложить простыми словами, — продолжал Эйзенхорн. — Вне зависимости от того, что он делает, я знаю, что он делает это без всякого позволения или одобрения со стороны Империума. Он не подчиняется законам. И это означает, что его действия противоречат самой идее Империума Человека, и, если идти дальше, самой воле Императора. Уже по одной этой причине я должен найти его и остановить. И уже по одной этой причине его следует считать еретиком.

— И этого для вас достаточно? — поинтересовалась я.

— Этого должно быть достаточно для любого из служителей ордосов, — ответил он.

— А что насчет когнитэ? — продолжала я. — Расскажите о них.

— Это секретное общество, — произнес Эйзенхорн. — Тайный орден. Весьма хитроумный, отлично осведомленный и, возможно, очень древний. Когнитэ, возможно, предшествовал Империуму. Их следы, если постараться, можно обнаружить в древней истории Терры, еще до Объединения. Возможно, они — древнейшая организация, созданная человеческими существами.