Парикмахерские ребята

— А это служебная тайна. — Телефонная трубка даже не извинилась за грубый тон.

Он позвонил Соньке.

— Это ты, скунс? — вызывающе спросила телефонная трубка голосом речника Косенкова. — Чего тебе? Ты же у нас все застраховал, Сонька собирается жизнь мою страховать. Ты уговорил? Ты, скунс, мне за это ответишь.

Алехин покрылся багровыми пятнами и трубку повесил сам.

Рак Авва сказал, выглядывая из-за графина:

— Вот видишь, я говорил, трахни их всех сразу!

В дверь постучали.

Снова сердобольная дежурная? Алехин и первую чашку еще не допил.

Скверный, кстати, кофе пила дежурная.

— Войдите.

Еще из гостиницы выпрут из-за рака, подумал он с опаской. И удивился: и рак, и запал с тумбочки мгновенно исчезли.

Дверь распахнулась.

Коротко стриженный, плотный, пышущий здоровьем и напором, математик Н. ворвался к Алехину.

— Ну? — спросил он Алехина, бесцеремонно разглядывая его, как выставочный экспонат. — Сильно горел?

Особым тактом он никогда не отличался. Мог обратиться на вы, но предпочитал все же более демократичные формы. И был требователен, настаивал на доверии: со мной как с врачом. И задавал кучу невероятных вопросов. Сны снились? Тревоги не ощущал? Мебель не падала?

Тянуло куда-нибудь? Может, видения? Может, хотелось куда-то поехать, совершить что-то, а?

Алехин не успевал отводить глаза. Он чувствовал: сказать о раке — это все равно что признаться сержанту Светлаеву в том, что три алкаша подбивали его поджечь море.

А математик Н. присматривался, даже принюхивался.

— Прямо вот все сгорело?

— Все сгорело, даже картотека сгорела, даже ваш прибор сгорел.

— Это ничего, прибор мы восстановим. А у тебя, значит, все? Ну прямо все? Ах, портфель остался, ты им окно выбивал. А в портфеле что? Документы? Ах, еще ветровка не сгорела!.. — Математик повертел в руках ветровку, заглянул зачем-то в портфель. — А перед сном ничего не видел? Даже в окно не выглядывал?

Алехин вспомнил сон: кто-то подсовывает ему фотографию, а на фотографии его сгоревший домик… Рассказать такое, засмеют.

— Ничего не снилось, — хмуро сказал он. — Я спал, начал задыхаться, выбил окно. Вот все, что могу сообщить.

Математик понимающе усмехнулся.

— Ну, это понятно. Мы еще к этому вернемся.

Но что он имел в виду под этим, растолковывать не стал. Намекнул:

— Тут надо все говорить. Все, как есть. А то ненароком взлетишь на воздух, есть люди, скажут: а там приборы стояли… Понимаешь? Мои приборы… У меня есть враги.

Он так и бродил по номеру из угла в угол. С недоумением посмотрел на медвежат Шишкина, но ничего не спросил. И вообще математик Н. сам был немножечко с подбабахом, даже льстил странно: я, дескать, страховаться теперь буду только у тебя. «Вот ляпнуть бы ему про рака, про запал», — подумал Алехин, но пожалел математика. Тот и ушел разочарованный. Правда, оставил на тумбочке местную газету. Посмотри, дескать, там всякое есть. А захочешь позвонить, там и телефончик найдется.

IX

Газетка оказалась местная, университетская — «Уж». А время до встречи с Верой тянулось медленно. Судорожно прикидывая, где бы достать определенную сумму, жалея, что не открылся математику Н., он, наверное, не пожалел бы погорельцу тридцати рублей до получки, Алехин развернул шуршащие страницы.

Всю третью полосу занимала статья «НЛО в Новосибирске».

Это радовало. Во-первых, сибирский город не в стороне от больших проблем, не чужд, как говорят, страстей, во-вторых, можно было сказать Зое Федоровне: как интересно вы рассказывали, подольстить ей немножко: вы исторический очевидец. Службе это не помешает.

Насколько Алехин понял, НЛО видели самые разные люди примерно в одно время.