ПАРИКМАХЕРСКИЕ РЕБЯТА. Сборник остросюжетной фантастики

— Еще бы! — Евченко совсем оживился. — Вот вы, Алехин, молоды еще, вы не помните, что такое порядок, что такое настоящая экономия. Я, к примеру, работал и на радио. Получу данные, сажусь к микрофону. Все честь по чести, информация сдержанная, рядом помощник сидит, позвякивает гаечными ключами. Талантливо, убедительно позвякивает. Посевная!.. Это сейчас гоняют людей в поле, они там покрутятся, шум мотора запишут. А деньги? Командировка же денег стоит! — Нет, Алехин, вы еще молоды. «Мертвые с косами вдоль дорог стоят…» — пенсионер Евченко презрительно хмыкнул. — Разве это искусство? Я на выставке был, одни голые бабы. Это искусство? Вы и не видели настоящего искусства!.. Вот, скажем, А. Налбандян… Так и помню завитушку под талантливыми полотнами…

— А-а-а, — вспомнил и Алехин. — Налбандян. Гуси-лебеди.

— Какие гуси-лебеди? Не писал гусей Налбандян. Он академик.

— Все равно гуси-лебеди, — примирительно заметил Алехин. — Вот вы самолетом летите…

Не драматизируя, но с сочувствием и со знанием дела, он рассказал об одном своем приятеле. Тому тоже дали бесплатную путевку, он хорошо работал. А гарантирует только Госстрах. Вынужденная посадка, приятель сломал руку и ногу.

— А другие пассажиры? — невольно заинтересовался Евченко.

— Ну, у остальных тоже, — объяснил Алехин. — У кого перелом, у кого травма. — Он смотрел, как из замочной скважины льется дымок. Кореша Заратустры Намаганова, выкурив на площадке по сигарете, непогашенные окурки вколотили в замочную скважину. — Так всегда, страдают многие, — пояснил Алехин пенсионеру, но кто-то всегда выигрывает. Вот его приятель был застрахован. И денежки получил, и, пока был в гипсе, закончил одну важную работу…

Алехин хотел разъяснить: докторскую работу. На соискание степени доктора зоологических наук, но вовремя вспомнил — Вера за стенкой…

Ведь совсем рядом… Если прислушаться, он сердце ее услышит.

Пенсионер Евченко глубоко задумался.

— Аэрофлот наш самый надежный, — наконец возразил он, впрочем, без особой уверенности. — Наши летчики сильные. Один Кожедуб сколько накрошил. Я-то знаю. Я в годы войны воинские части формировал, это самое важное дело. Даже пострелять не пришлось — фронт людей требовал, живой силы. Самолеты у нас самые уверенные, — добавил лн. — Если б не перебои с керосином.

— А страхование надежнее, — печально возразил Алехин. Он слышал, алкаши ушли. Но может, прикидываются, поджидают.

— Чего ж, — не без сомнения протянул Евченко. — Или железные дороги. Им всегда особый надзор…

— Но страховка надежнее.

Алехин неотступно думал о Вере. Свернулась, наверное, калачиком, голодная, переживает. Сантехники только утром придут.

— У меня приятель ездил в Башкирию, — сказал он пенсионеру. — Сидел в вагоне-ресторане, кто-то стоп-кран сорвал. Приятель у меня был такой легкомысленный, один-единственный во всем ресторане страховки не признавал. Сломал руку, ключицу. Никакой компенсации. Вот как бывает. И рука у него неровно срослась.

— Вас, Алехин, послушать, хоть всю жизнь на кухне сиди, — Евченко неодобрительно пожевал тонкими губами. Он успел скинуть плащ, бережно положил на диван скромную шляпу любителя-мичуринца.

— Вы скажете! «На кухне…» А обваритесь кипятком? Током долбанет? Думали?

— Да ты что! — возмутился Евченко. — Какой кипяток? У меня путевка бесплатная!

— А вот как потеряете ее…

Евченко, охнув, даже прихрамывая от волнения, бросился к чемоданчику. Крошечным ключиком открыл два замка. Скинул лежащую поверх белья «Лоцию Черного моря», развернул газетный сверток, вздохнул с облегчением: — Здесь, здесь путевка!

Он дышал взволнованно и крупно, как медуза. «Он и плавает, наверное, как медуза, — подумал Алехин. — Посредством вздохов. Наполнит грудь воздухом и выдохнет. Колыхнется, продвинется на сантиметр. И так всю жизнь — неутомимо, научно».

— Комплексно надо страховаться, — посоветовал он пенсионеру. А сам думал о Вере. У него сердце сжималось, когда он думал о ней. — Только комплексно. Жизнь, травмы, родственники, домашний скот, личный транспорт, имущество… Страховка — это свобода. Страховка — это освобождение от всех тревог.