Парильщик

Веденй замялся.

— Отвчай, шельминъ сынъ, коли я спрашиваю! крикнулъ Харламовъ.

— Виноватъ-съ… прошепталъ Веденй.

Присутствующіе захохотали. Даже самые серьозные и т фыркнули. Харламовъ, какъ ужаленый, привскочилъ на мст и принялся ругаться.

— А коли такъ, такъ ладно-же: не видать вамъ больше меня! Я къ вамъ всей душой, я вамъ подарки… а вы накось: насмшки надо мной творить вздумали! Да что я кусокъ дерева, что ли, что меня пескомъ?.. Нтъ, я это такъ не оставлю, я еще вашему банному хозяину на васъ, собачьихъ дтей, нажалуюсь. Пескомъ гостей мыть! Да гд это видано? закончилъ онъ и началъ одваться.

Калистратъ началъ его упрашивать остаться, общалъ согнать Веденя, штрафъ на него поставить, но Харламовъ былъ непреклоненъ и ушелъ изъ бани, не мывшись.

— Потрись песочкомъ-то! Что жъ ты? крикнулъ ему вслдъ знакомый купецъ.

Харламовъ обернулся въ дверяхъ, показалъ кулакъ и хлопнулъ дверью.

На утро къ купцу Харламову отправилась отъ парильщиковъ депутація съ извиненіемъ и съ просьбою снова посщать бани. Онъ былъ первымъ гостемъ и отъ него парильщики пользовались въ годъ, кром подарковъ, боле чмъ сотнею рублей. Кром его самого, въ баню ходили и его прикащики. Харламовъ долго ломался, ругалъ ихъ, уврялъ «что ему теперь отъ стыда и глазъ въ баню показать нельзя», но наконецъ смягчился и общалъ придти, но съ тмъ однако условіемъ, чтобъ Веденй былъ выгнанъ и на мсто его выписанъ изъ. деревни Кузьма. Парильщики общали.

— Ужъ только потому съ вамъ шельмецамъ приду, что привыкъ я къ этимъ банямъ. Двадцать лтъ къ ряду въ нихъ хожу! А вы, подлецы, не стоите этого! закончилъ онъ.

Веденя исключили изъ артели и онъ похалъ въ деревню.

— Прідешь опять въ Питеръ-то, что-ли? спрашивали его на прощаньи парильщики.

— Нтъ, братцы, не клеится мн что-то въ Питер. Я въ монахи… Тутъ у насъ десять. верстъ отъ деревни монастырекъ есть. Что-жъ, пойду въ послушаніе. Я это люблю…

— Какой ты монахъ! А дудки-то какъ? А гармоника?…

— Что-жъ ихъ можно и по боку! Не приросли ко мн… отвчалъ Веденй.

1874