Парильщик

Парильщики Семеновскихъ бань, какъ и вообще во всхъ баняхъ, составляли артель. Отъ хозяина бань они не получали никакого жалованья и существовали только отъ доброхотныхъ дателей: кто что дастъ за мытье, кто за «сторожку». За позволеніе же быть при бан, они обязывались мыть и чистить баню, сохранить одежду постителей, а также и банныя принадлежности, какъ-то: тазы, ведра, шайки и мебель. Кто-бы изъ нихъ сколько не заработалъ, — вс деньги шли старост, который расходовалъ ихъ на пищу, а остатокъ называемый «дуваномъ», въ конц мсяца длился по ровну. Квартиры парильщики не нанимали, а жили въ раздвальной или въ сторожк.

Жить стоило имъ дешево, а потому и дуванъ былъ хорошій. Въ лтніе мсяцы они длили рублей по десяти на брата, а въ зимніе, особливо въ такіе, гд приходились большіе праздники, дуванъ доходилъ до пятнадцати и даже восемнадцати рублей.

Прошла святая недля, наступилъ Май мсяцъ. Любимый парильщикъ купца Харламова Кузьма началъ сбираться на лто въ деревню и вскор ухалъ. Въ артели открылась ваканція. Веденй началъ проситься, чтобы его приняли. До сихъ поръ онъ хотя и былъ принятъ въ число парильщиковъ, но работалъ «изъ харчей и изъ двугривеннаго въ банный день», въ артель-же принятъ не былъ. Калистратъ посовтывался съ товарищами по ремеслу и Веденй былъ принятъ, вслдствіе чего на его счетъ была распита четверть водки.

Купецъ Харламовъ по прежнему ходилъ въ баню по два раза въ недлю, но, по выраженію Калистрата, все скучалъ о Кузьм, такъ какъ не одинъ парильщикъ не могъ замнить ему этого баннаго мастера. Веденя, новичка, до Харламова еще не допускали, но Веденю очень хотлось мыть Харламова. Онъ уже приглядлся съ тому, что любитъ Харламовъ, зналъ его любовь къ крпкому натиранію спины и вдругъ выдумалъ одну штуку.

«А семъ-ко я ему песочку мелкаго къ мылу подбавлю. Авось, его проберетъ!» мелькнуло у него въ голов.

О выдумк своей онъ никому не сказалъ и ршился предложить Харламову свои услуги. Купецъ не заставилъ себя ждать и явился въ баню. Веденй подошелъ къ нему, поклонился и сказалъ:

— У всхъ вы, ваше степенство, Харитонъ Иванычъ, мыться перепробывали, а меня обошли. А ужъ я потрафилъ-бы вамъ, потому вс ваши привычки и все что вы любите знаю. Мн Кузьма сказывалъ. Дозвольте тазы приготовить…

Купецъ согласился не вдругъ.

— Новый? спросилъ онъ у Калистрата.

— Новый-съ. Тоже нашъ тверской.

— А, значитъ: рака съ колокольнымъ звономъ встрчали!

— Онъ новоторжской, ихъ иначе дразнятъ, поправилъ Калистратъ. — Просто: новоторы — воры.

Купецъ улыбнулся.

— Ну, новоторъ — воръ попробуй меня мыть — авось потрафишь, сказалъ онъ.

Веденй тотчасъ-же побжалъ въ бан и, ни слова не говоря, обвалялъ мочалку въ приготовленномъ уже мелкомъ песк. Началось мытье. Началъ Веденй тереть спину Харламова — Харламовъ закряхтлъ.

— Что, хорошо, ваше степенство?

— Ладно, ладно, продолжай. Прохватывай главное въ поясахъ-то, говорилъ Харламовъ и отъ радости даже издалъ звукъ подобный лошадиному ржанію.

Веденй поналегъ еще.

— Ноги любите покрпче?

— Валяй во всю!

Мытье кончилось, началось окачиваніе.

— Ну, какъ, Харитонъ Иванычъ, угодилъ-ли? спросилъ Веденй. — Спасибо! Разодолжилъ! Не забуду!

— Рады стараться! и Веденй началъ его окачивать, приговаривая, но мр выливанія не него тазовъ: Богъ Троицу любитъ, безъ четырехъ угловъ домъ не строится, пятая крыша, первая тычинка частокола, и т. д.

— Довольно, довольно! сказалъ наконецъ купецъ и направился въ раздвальную, но Веденй нагналъ его и вылилъ еще тазъ, называя его купеческимъ.

— Вничекъ! крикнулъ онъ въ двери раздвальной и вошелъ туда самъ вслдъ за своимъ паціентомъ.

Харламовъ вошелъ въ раздвальную весь сіяющій и улыбающійся. Тло его было красно и мстами виднлись. даже рубцы.

— Ну что, Харитонъ Иванычъ, угодилъ-ли вамъ нашъ новоторъ? спросилъ Калистратъ.

— На славу братецъ ты мой! То есть такъ, что лучше Кузьмы, отвчалъ Х. арламовъ. — Выдай ему на мой счетъ полтину серебра на руки, да поднеси стаканчикъ, сказалъ онъ.

— Потрафилъ! Дивное дло! А вдь кто могъ подумать! всплескивали руками парильщики.

Съ этого дня Веденй сдлался любимцемъ купца Харламова. Занятъ онъ — такъ поджидаетъ, нтъ его — такъ и мыться не станетъ. Все-бы шло хорошо да Веденй самъ испортилъ дло. Сначала объ исторіи съ пескомъ онъ разсказалъ парильщикамъ, а потомъ и гостямъ завсегдатаямъ. Между завсегдатаями были и купцы, сосди Харламова по лавк. Узнавъ объ этомъ, они долго смялись.

Разъ, въ Субботу, Харламовъ пришелъ въ баню, поздоровался съ знакомыми и началъ раздваться, приказавъ Веденю приготовлять тазы. Къ нему подошелъ его знакомый купецъ, сосдъ по лавк, улыбнулся, похлопалъ по плечу и сказалъ:

— А правда, Харитонъ Иванычъ, говорятъ, что тебя здсь съ пескомъ моютъ? Мы ужъ и въ рынк смялись. Экъ у тебя шкура-то лошадиная!

Харламовъ встрепенулся. Его ударило въ жаръ.

— Какъ съ пескомъ? спросилъ онъ.

— Да такъ. Твой любимый Веденй самъ сказывалъ.

— Врешь!

Харламовъ вопросительно взглянулъ на Калистрата.

— Не знаю-съ, Харитонъ Иванычъ. Нешто онъ сметъ такъ дерзничать? Вдь вы не доска, отвчалъ Калистратъ.

Явился Веденй.

— Слышишь, ты меня мылъ съ пескомъ?