Париж

Всемирная выставка 1889 года официально открылась шестого мая. Посетители с восхищением взирали на необъятную железную башню, между опорами которой они проходили на экспозицию. На саму башню начали пускать только на второй неделе после церемонии открытия, но даже без подъема наверх выставка предлагала гостям массу интересных зрелищ, собранных со всех концов света. В числе прочего там даже была копия улицы Каира и египетского рынка с кофейнями, в которых подавали турецкий кофе и развлекали клиентов танцем живота. Территория выставки была столь велика, что для удобства посетителей запустили чудесный миниатюрный поезд, который ходил от Марсова поля до площади перед Домом инвалидов, где желающих ехать и дальше ждали восточные рикши.

Хотя выставка проводилась в честь столетия Великой французской революции и ее идеалов Свободы, Равенства и Братства, честь Франции требовала, чтобы посетителям также напомнили и о ее далеких колониях. А потому были организованы большие и диковинные экспозиции из Алжира, Туниса, Сенегала, Полинезии, Камбоджи и других уголков мира. Если у Британии есть империя, то у Франции тоже.

Эйфелева башня стала символом небывалой по размаху выставки, однако нужно признать, что воображение посетителей больше всего потрясли экспонаты павильона, который за собственный счет установил Томас Эдисон, а в августе и сам приплыл из Америки в Париж. Он представил на выставке ошеломляющие изобретения. Созвучные духу общих республиканских ценностей Америки и Франции, они показывали, как в ближайшем будущем современная наука принесет электричество, телефоны и другие замечательные удобства в дома не только богатых, но и рядовых граждан. Самым же удивительным из всех экспонатов был доселе никем не виденный новый фонограф с его цилиндрами для воспроизведения звука.

Огромные толпы американцев, прибывшие в Париж для посещения выставки, с гордостью отмечали, что звездами мероприятия стали, во-первых, тот человек, который построил для Америки статую Свободы, и, во-вторых, их соотечественник Томас Эдисон. Ну и конечно же, сам несравненный Буффало Билл, чье представление «Дикий Запад» начиналось в субботу через двенадцать дней после церемонии открытия выставки.

Накануне Тома поднялся на Монмартр, чтобы навестить родителей. Он поужинал с ними и сестрой. Люк работал вечером, и Тома решил остаться на ночь, желая дождаться брата.

Люк появился после полуночи, и, так как было тепло, братья вышли на улицу, чтобы поболтать под звездами.

– Сегодня днем я поднимался на башню, – сообщил ему Люк. – Она открыта всего два дня, и лифты все еще не работают, но мне хотелось посмотреть, что ты построил. – Он улыбнулся. – Большинство посетителей доходят только до первой платформы, но я добрался до второй. Выше публику пока не пускают. Угадай, кого я там встретил?

– Не знаю.

– Самого создателя башни. Месье Эйфеля. Он шел в свой кабинет наверху. Как я понял, он в хорошей форме. Он сказал мне, что каждый день поднимается на вершину.

– Ты говорил с ним?

Тома испугался, что из-за того трагического случая Эйфель мог нелестно отозваться о нем.

– Конечно. Он сам узнал меня. И пригласил подняться вместе с ним, если мне хочется. Конечно же, мне очень хотелось.

– Понятно.

– И я видел табличку, где перечислены имена всех рабочих.

– Ох! – вздохнул Тома. – Я тебе не рассказывал. Дело в том…

– Там было и твое имя.

Тома умолк на полуслове. Его имя? Неужели на башне работал еще один человек по фамилии Гаскон?

– Мое имя? Ты уверен?

– Мне показал его сам месье Эйфель. «Вот фамилия вашего брата, – сказал он. – И не забудьте рассказать семье, что видели ее здесь».

– Ого, – только и смог выговорить Тома.

– В общем, мы поднялись наверх и он пошел в свой кабинет, а я погулял по обзорной площадке. Как там красиво! Должно быть, такие же виды открываются, когда летишь на воздушном шаре.

– И что потом?

– Потом я спустился, конечно, что же еще?

– А, ну да.

– Он очень любезный, этот месье Эйфель.

– Да, – от всего сердца согласился Тома, – очень.

Эдит пребывала в неуверенности. Тетя Аделина сомнений не имела.

– Пора положить этому конец. Ты совершила ошибку, но теперь все разрешилось. Ты больше не беременна и свободна. Он неплохой мальчик, но у него, похоже, дар попадать в неприятности, а за душой ни единого су.

Мать Эдит тоже хотела поучаствовать в решении судьбы дочери.

– Помнишь того мясника в начале улицы Помп? Ну так вот, мне кажется, его сын положил на тебя глаз. И помощник воспитателя в лицее, тот, что с бородкой, я видела, как он смотрел на тебя, когда ты выходила из здания. Ты бы подала ему знак, что он тебе нравится, а?

– Учитель никогда не женится на мне.

– Кто знает? Я могу поговорить с ним.

– Вряд ли это поможет.

Эдит была твердо намерена принять решение самостоятельно, но отрицать правоту тети не могла. Может, никого лучше Тома ей не найти, но брак с ним не станет тихой, безопасной гаванью.