Париж

В Фонтенбло царил древний покой. Королевский замок и тихий парк вокруг него были гораздо старше Версаля. Первым на этом месте построил свое шато еще король Филипп Август в далеком XII веке, но замок в его нынешнем виде был вдохновлен французским Ренессансом времен Франциска I и Леонардо да Винчи. И хотя Наполеон использовал его как свой личный Версаль, старое шато в Фонтенбло с его тенистыми аллеями и большим лесом поблизости сохранило умиротворенную атмосферу, невозможную в безудержном великолепии огромного дворца Людовика XIV.

Что касается самого городка, то он был тих, консервативен и служил приютом множеству родственников семьи Бланшар. Как жаль, что никто из кузенов не подходит ей по возрасту, пеняла на судьбу огорченная Мари. А то она могла бы выйти за него, и все были бы счастливы.

– По крайней мере, выходя за кузена, ты знаешь, что получаешь, – говорил кто-то из ее родни.

Мари гуляла с щенком, навещала родню и брала уроки верховой езды – давно ведь хотела научиться ездить как следует.

– На тот случай, если вдруг появится еще один аристократ, – сказала она матери с улыбкой.

Но покоя не находила.

Где он? В Живерни. Чем занят? Пишет картины на свежем воздухе, делает наброски, ест и пьет с другими художниками.

Говорит ли он по-прежнему на французском? Или американская колония в деревне дала ему возможность вновь общаться на родном языке? Есть ли у него женщина? Не встретил ли он там прелестную американскую девушку, например художницу из такой же, как у него, хорошей семьи? Не прочитает ли она в очередном письме Марка упоминание о том, что его друг обручился?

Она воображала его то в одной ситуации, то в другой. Созданные ею образы не увядали. Они становились ярче с каждым днем. А поделиться своими переживаниями ей было не с кем. Родителям она не могла рассказать. С кузинами и кузенами у нее были теплые отношения, но ни к кому из них она не питала полного доверия. Даже тете Элоизе она боялась признаться. Марк – единственный человек, с которым она бы поделилась, но он друг Хэдли, так что и этот вариант отпадал.

Так проходили июльские дни, в душевных мучениях, физических упражнениях и родственных визитах. Еще Мари читала или притворялась, что читает, время от времени доставала корзинку с вышиванием и многократно пыталась зарисовать щенка, играющего в саду, но безуспешно.

Дважды приезжал на выходные Жерар с семьей. Этим летом отец оставил дела на его попечение, и Жерар подолгу сидел с ним на большой веранде, отчитываясь о происходящем в Париже. В основном отец был им доволен.

Однажды Жерар отвел Мари в сторону.

Он знал, что сестра недолюбливает его, но все равно старался быть хорошим братом. Она понимала это. Он делал все, что мог, только не очень-то получалось.

– Сожалею, что отношения с де Синем ни к чему не привели, – заметил он.

– Там и не было особых отношений.

– Знаю. Все равно это было бы…

– Может, мы узнали бы, что у него дурной характер.

– Мы будем присматривать кого-нибудь еще. – Жерар пожал плечами. – У нас больше друзей, чем ты думаешь. Бог свидетель, ты красива, и у тебя будет большое приданое. По-настоящему большое. Даже странно, что ты до сих пор не замужем, ведь ты завидная невеста.

– Это утешает.

– Но ты должна искать себе мужа, Мари. Ты понимаешь, что я имею в виду? Речь не о том, чтобы ожидать появления некоего рыцаря в сияющих доспехах. Нужно определиться с возможностями и сделать выбор. Все, что от тебя требуется, – это быть практичной.

– Всего-то?

– Конечно. – Он ободряюще улыбнулся. – Практичность – прекрасное качество. Все довольно просто. Ну, если есть деньги.

– Твоя жена так и поступила?

– Точно.

– И вы оба счастливы?

– Да. Мы оба очень счастливы. – В его голосе зазвучало искреннее чувство. – Абсолютно счастливы.

И Мари поняла, что Жерар говорит правду.

– Спасибо, – сказала она.

Мари обрадовалась, когда отец пригласил на несколько дней Фокса. Англичанин, по крайней мере, не говорил с ней о замужестве. Как всегда, с ним было легко и весело. И ему понравился их дом.

Дом Бланшаров в Фонтенбло был типичной постройкой этого рода и являл собой уменьшенную копию аристократического особняка.

Входили в него со стороны тихой улицы через высокие железные ворота. По обе стороны от мощеного двора тянулись боковые флигели, а основное здание стояло в центре. Внизу располагались обширные подвалы, поэтому к парадной двери попадали через высокое крыльцо. Гостиная, или салон, находилась слева от входа и занимала всю ширину здания. Она выходила на просторную веранду, протянувшуюся вдоль заднего фасада, а за верандой начинался сад.

Если посмотреть со стороны сада на веранду, когда там собирается за чаем вся семья, то кажется, будто смотришь на картину Мане.

Большой салон с классической, эпохи Первой империи, мебелью отличался римской простотой и спокойствием. Сад же обладал совсем иным характером, чем родители Мари очень гордились.

– Вот это да! – восхитился Фокс, когда увидел его впервые. – У вас же настоящий английский сад.