Париж 1914 (темпы операций)

Мольтке созывает утром 8 сентября совещание, на котором присутствуют начальник оперативного отдела полковник Таппен, начальник политического отдела полковник Домес и начальник разведывательного отдела подполковник Хенч. Два первых высказывают оптимистическое суждение о положении. Хенч молчит. О чем он думал в этот момент? Каково было его мнение по поводу полученных сообщений? Об этом можно только догадываться. По свидетельству его подчиненного, капитана Кенига, взгляды Хенча на положение германских армий были пессимистичны с начала войны; во всех сообщениях, прибывающих с фронта, он видел только худшее; у него уже в то время созрело мнение, что выправить положение можно только отступлением германских армий, флангу которых Париж создавал серьезную угрозу. Во всяком случае, на указанном совещании вопрос об отступлении не ставился. Мольтке решает лишь послать представителя генерального штаба для точной информации положения на правом крыле. Выбор его останавливается на подполковнике Хенче[296].

Дальше мы попадаем в область таинственной и темной истории. Сам Хенч в документе, написанном им 15 сентября, сообщает, что им были получены от Мольтке полномочия «в случае нужды отдать приказ об отступлении 1–й–5–й армий за реку Вель и на высоту северного края Аргонн». Мольтке же впоследствии (вероятно, в феврале 1915 г.) на актах 1–й армии сделал надпись: «Полковник Хенч имел только поручение передать 1–й армии, что, если ее отход станет необходимым, — она должна отойти на линию Суассон — Фим, чтобы таким образом снова примкнуть ко 2–й армии. Он никоим образом не имел задания сказать, что отступление неизбежно. Приказ об отступлении 1–й армии не отдавался мною. Также и приказ об отступлении 2–й армии».

Дальнейшие документы не имеет смысла цитировать. Поскольку письменного приказа Хенч не получил, мы остаемся в сфере гаданий. Но общая картина не вызывает сомнений. Лицо главнокомандующего (фактически) германскими армиями в этот ответственнейший момент, даже если судить по его собственному свидетельству, выявляется слишком отчетливо: армии отступают без его приказа, причем — удивительным образом — он воспринимает это как должное. Подобный способ сложить с себя ответственность может вызвать лишь усмешку. Рейхсархив, на основании сличения разных показаний, приходит к выводу, что между Мольтке и Хенчем произошла беседа с глазу на глаз перед отъездом последнего. Иначе, конечно, и быть не могло. Почему, например, Хенч не едет к правому флангу германского расположения, как было условлено на совещании, а объезжает все армии, начиная с левого фланга? Очевидно, им были получены специальные инструкции лично от самого Мольтке. В какой форме? Это установить невозможно. Но ясно, что речь шла только об отступлении, о неизбежном или возможном — другой вопрос[297].

Мы ни в каком случае не присоединяемся к мнению, что отступление германских армий 9 сентября было неотвратимо и неизбежно. При самом неблагоприятном стратегическом положении исход борьбы решается столкновением живой силы, вооруженной техническими средствами[298]. Сильная и уверенная в себе, сознательная воля главнокомандующего могла бы во много крат повысить динамику битвы, устранить помехи маневру, внести согласованность, — словом, направить события по иному руслу. Такой вариант был вполне возможен, а кто может определить пределы осознавшей себя и всю обстановку твердой и непоколебимой воли, в особенности такого могущественного аппарата, каким было германское главное командование? Но действительность дала иной вариант: в главной квартире царит не бодрая уверенность в победе, а капитулянтские настроения. И вот они начинают принижающе действовать на пружины всего сражения от Парижа к Вердену; они ослабляют, а не укрепляют волю командующих армиями в тяжелых испытаниях. Можно поверить, что 8 сентября утром еще не был отдан приказ об отступлении. И в самом деле, зачем посылать представителя германского главного командования во все армии, если такой приказ мог бы быть передан просто по радио. С другой стороны, если бы по прибытии в 1–ю армию Хенч нашел завершенную победу ее частей, конечно, приказа об отступлении отдано не было бы. Но маневр 1–й армии шел на тормозах, соседи ей не помогали, стратегическая обстановка ухудшалась, и в такой обстановке пессимизм Хенна перешел на страницы истории.

Вместо развязывания и способствования живым динамическим силам гигантской битвы германское главное командование тормозило их, с тем чтобы в конечном итоге дать обратный ход.

б) Левый фланг Марнской битвы