Читаем Париж (1924-1925) полностью

Париж (1924-1925)

Я стукаюсь о стол, о шкафа острия —четыре метра ежедневно мерь.Мне тесно здесь в отеле Istria[4] —на коротышке rue Campagne-Première[5],Мне жмет. Парижская жизнь не про нас —в бульвары тоску рассыпай.Направо от нас — Boulevard Montparnasse[6],налево — Boulevard Raspail[7].Хожу и хожу, не щадя каблука,—хожу и ночь и день я, —хожу трафаретным поэтом, покав глазах не встанут виденья.Туман — парикмахер, он делает гениев —загримировал одного бородой —Добрый вечер, m-г Тургенев.Добрый вечер, m-me Виардо.Пошел: «За что боролись? А Рудин?..А вы, именье возьми подпальни»…Мне их разговор эмигрантский нуден,и юркаю в кафе от скульни.Да. Это он, вот эта сова —не тронул великого тлен.Приподнял шляпу: «Comment ça va,cher camarade Verlaine?[8]Откуда вас знаю? Вас знают все.И вот довелось состукаться.Лет сорок вы тянете свой абсентиз тысячи репродукций.Я раньше вас почти не читал,а нынче — вышло из моды, —и рад бы прочесть — не поймешь ни черта:по-русски дрянь,— переводы.Не злитесь,— со мной, должно быть, и вызнакомы лишь понаслышке.Поговорим о пустяках путевых,о нашинском ремеслишке.Теперь плохие стихи — труха.Хороший — себе дороже.С хорошим и я б свои потрохасложил под забором тоже.Бумаги гладь облевываяпером, концом губы —поэт, как блядь рублевая,живет с словцом любым.Я жизнь отдать за сегодня рад.Какая это громада!Вы чуете слово — пролетариат? —ему грандиозное надо.Из кожи надо вылазить тут,а нас — к журнальчикам премией.Когда ж поймут, что поэзия — труд,что место нужно и время ей.«Лицом к деревне» — заданье дано,—за гусли, поэты-други!Поймите ж — лицо у меня одно —оно лицо, а не флюгер.А тут и ГУС отверзает уста:вопрос не решен. «Который?Поэт? Так ведь это ж — просто кустарь,простой кустарь, без мотора».Перо такому в язык вонзи,прибей к векам кунсткамер.Ты врешь. Еще не найден бензин,что движет сердец кусками.Идею нельзя замешать на воде.В воде отсыреет идейка.Поэт никогда и не жил без идей.Что я — попугай? индейка?К рабочему надо идти серьезней —недооценили их мы.Поэты, покайтесь, пока не поздно,во всех отглагольных рифмах.У нас поэт событья берет —опишет вчерашний гул,а надо рваться в завтра, вперед,чтоб брюки трещали в шагу.В садах коммуны вспомнят о бардекакие птицы зальются им?Что будет с веток товарищ Вардинрассвистывать свои резолюции?!За глотку возьмем. «Теперь поори,несбитая быта морда!»И вижу, зависть зажглась и горитв глазах моего натюрморта.И каплет с Верлена в стакан слеза.Он весь — как зуб на сверле́.Тут к нам подходит Поль Сезан:«Я так напишу вас, Верлен».Он пишет. Смотрю, как краска свежа.Monsieur, простите вы меня,у нас старикам, как под хвост вожжа,бывало от вашего имени.Бывало — сезон, наш бог — Ван-Гог,другой сезон — Сезан.Теперь ушли от искусства вбок —не краску любят, а сан.Птенцы — у них молоко на губах,—а с детства к смирению падки.Большущее имя взяли АХРР,а чешут ответственным пятки.Небось не напишут мой портрет,—не трут понапрасну кисти.Ведь то же лицо как будто,— ан нет,рисуют кто поцекистей.Сезан остановился на линии,и весь размерсился — тронутый.Париж, фиолетовый, Париж в анилине,вставал за окном «Ротонды».

Читаем Париж (1924-1925) полностью

Париж (1924-1925)

Похожие книги

Все жанры