Париж

Прошло уже порядочно времени с тех пор, как он поделился с кузеном Ги в Канаде печальным известием о смерти своей жены. А перед тем много лет вообще не писал ему.

В начале века его дед регулярно переписывался со своим братом Аланом. Они были преданы друг другу, и даже океан шириной пять тысяч километров не мог изменить этого. Робер долго не терял надежды, что его младший брат покроет себя славой в Канаде, получит высокий пост и богатство, ему соответствующее, после чего вернется во Францию и станет основателем младшей ветви рода. Возможно, эта мечта умерла лишь вместе с самим Робером.

Но судьба Алана сложилась иначе. Нельзя сказать, что он никак не проявил себя. Ему пожаловали немало земель за его заслуги, но чтобы эти земли не пропали даром, их нужно было обрабатывать. В конечном счете Алан попросил брата найти ему невесту из благородной семьи, которую не испугают трудности жизни среди первопроходцев. Задание оказалось нелегким. Найти девушку хоть с каким-то приданым не удалось. После долгих поисков Роберу представили младшую дочь обедневшего аристократа, влачившего существование мелкого фермера, и она согласилась стать женой титулованного соотечественника с наделом земли в дикой и далекой стране. После ее прибытия в Канаду Алан написал брату, что тот сделал прекрасный выбор и что они с молодой женой счастливы.

Следующее поколение поддерживало связь. Роланд помнил, что дед говорил о его, Робера, канадских кузенах как о членах семьи, с которыми он непременно увидится. После кончины дедушки переписка стала обязанностью его сына Шарля, отца Роланда. Теперь вот Роланд обменивался письмами со своим троюродным братом Ги, но делали они это совсем редко, главным образом если случалось важное для семьи событие.

Поэтому Ги де Синь, живя в Канаде, знал, что у Роланда и его жены только одна дочь, которая давно выросла и вышла замуж за аристократа из Бретани. Он знал также, что двое ее сыновей умерли в младенчестве, что Роланду исполнилось пятьдесят пять лет и что он вдовец. Вряд ли кто-то предполагал, что он захочет жениться второй раз и завести новую семью.

Ги де Синь имел представление о том, что его французский кузен принимал участие в битвах и был ранен, но не знал подробностей. Между тем Роланду рассекли нос, и обезображенное лицо уменьшало его шансы в столь немолодом возрасте отыскать новую подругу жизни.

Таким образом, Ги де Синь имел все основания предполагать, что, когда не станет ни его самого, ни Роланда, единственным мужчиной, носящим фамилию де Синь и, соответственно, наследником родового поместья будет его сын Алан.

Письмо, которое лежало теперь перед Роландом, пришло не от Ги, а от этого Алана, двадцати лет. Он с прискорбием сообщал о кончине своего отца и спрашивал, не желает ли Роланд де Синь пригласить его во Францию. Это был справедливый вопрос. Если молодой человек станет продолжателем рода во Франции, то ему предстоит многому научиться, и Роланду следовало призвать его немедленно.

Но он не мог заставить себя сделать это. Глубокий первобытный голос в его душе требовал бороться. Ни в коем случае не сдаваться! «Пусть я не красавец, – думал он, – но у меня по-прежнему есть имя и здоровье. Лет десять-то я еще проживу, а то и дольше».

Мадам Сен-Лобер была женщиной средних лет, с продолговатым лицом и очень большими голубыми глазами. Ее мать и мать д’Артаньяна были кузинами. Ее муж, граф, занимал скромную должность суперинтенданта шахт, но претендовал на большее. Чтобы помочь ему достичь этой цели, она подружилась со многими придворными. Сен-Лоберы имели в городе небольшой дом, и там Амели провела свою первую ночь в Париже. На следующее же утро мадам Сен-Лобер объявила, что поведет ее ко двору.

– Дофина даст тебе аудиенцию только завтра. Кстати, можешь не волноваться. Я узнала, что на сегодня ты единственная кандидатка на это место. Так что достаточно быть любезной – и оно твое. Но все равно тебе будет полезно увидеть двор заранее. Поэтому сегодня просто держись рядом со мной и наблюдай.

Процесс одевания занял не один час. Платье Амели было очаровательным. Нижняя юбка из муарового атласа, отороченная шелковыми оборками; юбка с кринолином, присобранная на талии и подхваченная по бокам; короткий летящий шлейф… Оно было сшито из тяжелого шелка светло-коричневого цвета с розовым отливом, который был ей очень к лицу. Обтягивающий лиф украшали прелестные ленты, завязанные бантами, а запястья и горло – французские кружева. Ничего более женственного, чем это платье, и вообразить невозможно. Парикмахер мадам Сен-Лобер потратил на прическу Амели два часа, укладывая колечки и завитки в соответствии с последней модой.

Амели облегченно вздохнула, когда мадам Сен-Лобер осмотрела платье и удовлетворенно кивнула:

– Оно лучше, чем у большинства придворных дам. Не все здесь богаты, знаешь ли. Ты выглядишь очень хорошо. Следуй за мной.

Первой неожиданностью для Амели стала толпа перед входом во дворец.

– Кто это? – спросила она.

– Все, кто хочет взглянуть на короля.

– Неужели любой может войти?

– Да. И желающих, как видишь, предостаточно.