Париж: анатомия великого города

Парижане часто удивлялись и даже досадовали на приезжих, которые, казалось, всем своим видом и манерами стремились обидеть жителей французской столицы. Потных англичан освистывали в опере за «неправильное» поведение. Британцев, «пьяных краснолицых хамов», сальными глазами пялящихся на проституток и всегда готовых ввязаться в драку, осуждали. Подобно группам английских молодчиков, которых можно встретить сегодня во всех западноевропейских столицах, британцы тех времен слыли грубиянами, пьяницами, охотниками за противоположным полом и вульгарными дебоширами. Британские гости, в свою очередь, скептически относились к обновленной столице Франции и ее главе — Наполеону. Они отмечали, что большая часть культурных ценностей представляла собой недавние военные трофеи из разграбленных армией стран — будь то шедевры Ренессанса (в том числе книги, рукописи и статуи), захваченные в Северной Италии и размещенные в новом величайшем музее мира — Лувре, или бронзовая квадрига с венецианского собора Сан-Марко, помещенная на арку Карусель. Иностранцы полагали, что внешняя политика, оправдывающая военный грабеж, и внутренняя тирания не могут служить надежным основанием существования новой империи[81].

Они оказались правы. Империя начала разваливаться в 1810 году, когда после поражений в Испании и финансового кризиса внутри самого Парижа (в течение нескольких месяцев разорилось 270 банков) правительство стало стремительно терять авторитет. Появилась безработица, обнаружилась нехватка продовольствия. Чтобы парижане засомневались в обещанном Наполеоном великом будущем, хватило одного неурожайного года — 1811-го.

Первым очевидным для всех признаком надвигающейся беды было отступление Наполеона от Москвы в 1812 году. В октябре 1813 года мрачные настроения переросли в панику — в «битве народов» под Лейпцигом русская, австрийская и прусская армии разгромили Великую императорскую армию в пух и прах. Парижане начали опасаться, что им придется расплачиваться за гордыню корсиканца. Но более всего их пугали не знающие пощады кровожадные русские, шедшие мстить за сгоревшую Москву и, по слухам, знавшие по-французски только два слова: «Brûler Paris!» («Сжечь Париж!»).

Сразу после Лейпцигского поражения Париж был охвачен страшными слухами и новостями с фронта, беспорядочным потоком доходившими до столицы из штаба отступавшей по равнинам Польши и Восточной Пруссии армии. С января 1814 года в город потекла река беженцев и дезертиров Grande Armée: одни просили подаяния, другие грабили прохожих, третьи — будучи искалеченными или тяжело ранеными, умирали, истекая кровью в придорожных канавах.

Хуже того — побитые вояки везли в Париж мрачные пророчества о грядущей беде. Город находился на грани истерики. К марту улицы были забиты крестьянскими телегами, беженцы спасались от военных действий, которые должны были вот-вот переместиться на восток Франции. Ради подготовки к приему раненых солдат из приютов для душевнобольных и лечебниц выгнали всех пациентов: больные и сумасшедшие бродили по городу, выкрикивали бессвязные речи, пьянствовали, внося свою лепту в какофонию, предвещавшую смерть французской столицы. Подобно больницам «освободили» и морги: хранившихся в них мертвецов просто сбросили в Сену; власти успокаивали горожан, утверждая, что эти трупы не заразны и болезней не принесут.

Сотни раздутых лиловых тел, всплывших у берегов Сены в марте 1814 года, однако, вовсе не укрепили ни дух парижан, ни состояние их здоровья.

Глава двадцать седьмая Оккупация и реставрация

Подошедшую в конце марта к воротам города стотысячную армию, состоявшую из прусских, австрийских и русских подразделений, возглавлял австрийский маршал, победитель сражения под Лейпцигом князь Шварценберг. Этой армии противостояли всего-то 12 000 национальных гвардейцев, которые были хорошо дисциплинированы и верны, скорее, парижанам, чем властям города. Когда до Франции дошли слухи о поражениях Наполеона, в столицу потянулись роялисты, стремившиеся раздавить пролетариат и разжигавшие недовольство масс в расчете на репрессии, которыми ответит правительство императора.

Роялисты рассчитывали использовать зреющее общественное недовольство и одновременно боялись классовой ненависти, которая впервые со времен революции неприкрыто проявилась на улицах. Завсегдатаи кофеен и питейных заведений единодушно полагали, что одной из причин поражения Наполеона является его отказ вооружить рабочих пригорода Сент-Антуан: император ненавидел и боялся их, а ведь пролетарии могли прийти ему на помощь. Очевидец тех событий, историк и журналист Хуан Родригес писал, что парижане среднего достатка тряслись от страха перед «забывшими Бога, аморальными, ведущими пустую и никчемную жизнь личностями», которые, не таясь, пальцем указывали на дома, что собирались ограбить, на тех, кто будет убит первым, когда придут казаки.