Париж: анатомия великого города

В ночь на 30 марта, накануне сражения за столицу, сотни зевак поднялись на Монмартр, чтобы, трепеща от ужаса, наблюдать за передвижением иностранных войск, за тем, как варвары жгут костры и готовят пищу. До Монмартра доносилась экзотическая русская музыка, под эти звуки парижане дожидались решающей битвы. Холм Монмартр, собравший горожан, на короткий срок получил название Моннаполеон: на его вершине среди мельниц и виноградников стоял знаменитый телеграф, по которому Бонапарт рассылал новости и приказы.

Сражение состоялось на рассвете. Самая ожесточенная его часть длилась пять часов: дым от артиллерийских залпов затянул северные высоты города. Некоторые горожане следили за сражением так, словно это был спортивный матч: с крыш домов, сквозь подзорные трубы из окон своих квартир. Но большинство жителей в поисках безопасности бежали в центр города. На бульварах атмосфера оставалась относительно спокойной. В кафе «Тортони» и на модных террассах состоятельные парижане как ни в чем ни бывало пили кофе, лакомились десертами. Выражение их лиц было настолько равнодушным, насколько возможно было сохранять видимое спокойствие при грохоте орудий и при виде окровавленных солдат, бредущих с поля боя. На рабочих окраинах царила тревожная атмосфера, волны паники прокатывались по грязным улочкам старого Парижа даже после того, как был прекращен огонь и в половине третьего дня объявлено о победе союзных войск. По городу распространился слух, что ужасные русские взяли Монмартр и теперь готовятся наказать город за преступления Наполеона. Вернувшись с переговоров о мире, префект Сены граф Шаброль рассказывал, что видел, как русские солдаты подбрасывали в воздух горящие головни и угрожающе кричали: «Париж! Париж!»

Русский царь Александр I прибыл под стены французской столицы, чтобы лично возглавить армию, и после победы был весьма великодушен. Он объявил, что его враг — лично Наполеон, и приказал солдатам расставить посты на городской стене в знак того, что Париж теперь находится под «особой защитой». 31 марта в одиннадцать часов утра сопровождаемый казаками и штабными генералами Александр вошел в Париж через заставу Пантен. Узнав, что резни не будет, огромные толпы парижан собрались на пути парада, скандируя: «Долой императора! Смерть корсиканцу! Да здравствует мир! Да здравствуют наши освободители!» Когда победители вступили на Итальянский бульвар и в богатые западные районы города, приветственные крики усилились. Особенно радовались приходу русских женщины, заявившие, как свидетельствовал некий англичанин: «Наполеон убил всех наших любовников».

Оккупационная армия прошла сквозь город и разбила лагеря в Булонском лесу и на Елисейских полях, которые из-за густо посаженных деревьев походили на парк. Город был поделен на три четко очерченные зоны, которыми управляли русские, австрийские и прусские власти. Вздохнув с облегчением, парижане вернулись к повседневной жизни. Обозленный отступлением из-под Фонтенбло Наполеон презрительно назвал Париж «La Grande Cosaquie» («Большой казак»), а предателей-парижан — «monstres cosaques» («монстры-казаки»).

Парижане были действительно рады казакам. Сначала их боялись: ходили истории о том, что русские обожают насиловать и забавляться варварскими играми, например в мороз гнать людей голыми на порку. Но мужская часть городского населения уважала дисциплину и военную выправку казаков, женщины же с легкостью поддавались на их заигрывания, увлекаясь экзотическими манерами и обликом «варваров». Сами же русские, хоть и презирали роскошь Парижа, с удовольствием ею пользовались. Слово «бистро» произошло от русского «быстро» и вошло в обиход, как принято считать, в те годы. Это словечко приклеилось к любимым казаками ресторанам простой кухни. Поговаривают, что и бордели ускорили обслуживание и изрядно поправили свои дела.

Как бы то ни было, оккупация 1814 года глубоко шокировала парижан. Даже те из них, кто продолжал злословить по поводу религиозных предрассудков, не могли не считать захват города своего рода суровым возмездием судьбы за Великую французскую революцию.

Исходя из таких рассуждений, парижане приняли своих временных властителей с воодушевлением, но без любви. Общественность считала, что Наполеон привел страну на грань катастрофы. Русский царь быстро стал героем, его уважали за помилование французской столицы, за наведение порядка и стабильности в городе, за то, что среди гражданского населения количество жертв было сведено к минимуму. Толпы парижан, в сердцах которых перемешались трепет и восторг, следили за утренними выездами царя Александра и его вечерними посещениями православной церкви, расположенной на площади Людовика XV (которую в недалеком будущем переименуют в площадь Согласия). Однако вскоре оккупация начала тяготить парижан, в них проснулась тоска по независимости и бунтарский дух — народ быстро забыл о тиране, от которого только-только избавился.

Погребая мертвецов