Большинству из них не было еще и двадцати одного года («Зазу» также называли «Дж-3», намекая на продовольственные карточки для парижан, не достигших определенного возраста). Молодые люди носили дикие наряды, выделявшие их из толпы, и собирались на террасах кофеен Елисейских полей — «Пам-Пам», «Куполе», «Дюпон-Латин», «Ле Пти Кью» и «Кафе Клюни» Латинского квартала. Юношей-«Зазу» отличали не только американские костюмы и тенденция изобретать сленг из исковерканных английских словечек, надерганных из джазовых песен, а также пижонские привычки, как, например, тугие узкие узлы галстуков или зонты в руках. Девушки были бесстыдно сексуальны: использовали яркую алую губную помаду, носили платья из тонкой ткани в крупную клетку, короткие юбки и туфли на высоких каблуках. Модным считалось пить пиво с гренадином (эта гадкая смесь по сей день является излюбленным студенческим напитком и называется «Монако») или, что самое странное, заказывать морковное пюре к каждому блюду.
«Зазу» любили пошутить и уже за десять лет до официального появления поп-культуры послевоенной Европы слыли бунтарями. Было бы глупо утверждать, что они представляли какую-либо угрозу оккупационным властям, однако неприятности доставляли, по-юношески громко выражали свое недовольство и, как всякое молодое поколение, не поддавались контролю властей или общества.
Изредка, к ужасу буржуазных семей, молодых людей обвиняли в «преступлениях против общества» и высылали из города на сельскохозяйственные работы, где крестьяне стесывали с их характера все шероховатости. Но подобные наказания лишь ожесточали отношение общества к властям. Неудивительно, что многие из этих юношей и девушек ушли в Сопротивление, где стали истинными борцами и оказали значительное влияние на исход войны.
Оккупация повредила здания, но в целом город остался нетронутым. Французы возненавидели оккупантов (что стоило бы сделать до прихода войны в страну), — Сопротивление пополнило свои ряды, горожане превратились в искусных снайперов, диверсантов и бунтовщиков.
Оккупация нанесла сокрушительный удар по самоуверенности французов и Европы в целом. Одним движением нацисты упразднили столицу прав человека, и город передовой интеллектуальной мысли превратился в мрачное убежище лжецов, предателей и убийц. Но когда шок, вызванный оккупацией, прошел, французы обнаружили униженное положение покоренного народа и все, даже самые миролюбивые (кроме, конечно, коллаборационистов, которые давно уже отдали свою судьбу в руки нацистов), отказались с этим смириться. Сопротивление и неповиновение властям казались единственным выходом из сложившейся ситуации.
Упадок духа, свойственный первым месяцам оккупации, не мог длиться вечно. Первый серьезный удар по захватчикам был нанесен в девять часов вечера на станции метрополитена «Барбе» 21 августа 1941 года. На платформе был застрелен офицер германского флота Альфонс Мозер. Убийцей был двадцатидвухлетний боевик-коммунист Пьер Феликс Жорж, которого с тех пор называли «полковник Фабьен». Легенда гласит, что молодой человек выстрелил офицеру в грудь и неспешно затерялся в толпе пассажиров. Это был поворотный момент, утверждали коммунисты: Франция подняла голову и «начала вооруженное сопротивление оккупантам». Убийство вывело из себя нацистов и шокировало коллаборационистов-французов. Остальные же радовались тому, что наконец-то началась реальная борьба.
Жизнь в те годы была такой же жесткой и недвусмысленной, как творящиеся преступления. Несмотря на свою молодость, Пьер Феликс Жорж давно состоял в коммунистической партии и считался первоклассным боевиком, готовым на смелые и беспощадные действия. Раньше он швырял камни в окна пособников Гитлера, живших на бульваре Филь-дю-Кавальер, воевал на стороне республиканцев во время гражданской войны в Испании и участвовал в серии демонстраций против оккупантов, закончившихся кровопролитными столкновениями. Будущий «полковник Фабьен» задумал свою акцию в июне 1941 года, сразу после вторжения Гитлера в Россию. Новое наступление нацистов сильно облегчило напряженное положение левых во Франции и Европе, с оружием в руках сражавшихся против нацистов, — коммунисты конца 1930-х годов считали эту тактику единственно верной.
Перемена в настроениях горожан отчасти была вызвана ходом военных действий на фронтах, а также повседневной жестокостью, с которой действовали нацисты, расширяя пропасть между собой и рядовыми парижанами. Но кардинальные изменения в отношении парижан к оккупантам были вызваны не слухами о депортациях евреев и прочих пленных в лагеря смерти, не ежедневными притеснениями, не нехваткой продовольствия в суровую зиму 1940/41 годов, а осознанием того, что после ужесточения контроля нацистов над Парижем под угрозой окажется культура Франции.
Глава сороковая
Патриоты и предатели