В основном «очищение» вызывало тоску и неприязнь, так что когда начались официальные судебные слушания, ни правые ни левые уже не желали копаться в прошлом глубже, чем необходимо. Альтернативой прошлому был, конечно, взгляд в будущее, что и объясняет возникшую после 1945 года страсть к новшествам, особенно проявившуюся на левом берегу Сены.
Теперь жизнь кипела не на Монпарнасе, который ассоциировался с довоенным упадком духа и предчувствием грядущей катастрофы в канун оккупации, а на терассах кофеен, окружавших перекресток Сен-Жермен-де-Пре, где улица Ренн встречается с бульваром Сен-Жермен. Самым известным из всех были «Café de Flore», «Café Deux Magots» и пивная «Lipp», прославившиеся тем, что их завсегдатаями являлись Жан-Поль Сартр, Симона де Бовуар и Альбер Камю, всевластные редакторы и издатели газеты «Nouvelle revue française», издательского дома «Gallimard» и множества иных изданий, журналов и литературных альманахов. Именно здесь послевоенное поколение, которое только позднее определило себя таковым, экспериментировало с новыми образами мышления и моделями поведения, создавало политические и философские теории, описывающие мир. Всякий желавший приобщиться к интеллектуальной жизни Парижа конца 1940-х годов шел сюда — в треугольник, расположенный в нескольких минутах ходьбы от Сены.
У всех на устах звучало новое словечко — «экзистенциализм». Оно впервые было использовано для описания философии, представленной такими немецкими мыслителями, как Мартин Хайдеггер или Эдмунд Гуссерль, философии, которая утверждала, что само существование не имеет смысла, общепринятая мораль является результатом вымысла и требует нового осознания. Поколение Жана-Поля Сартра, так называемые экзистенциалисты, впервые столкнулись с этой идеей, изучая метафизику в Париже и Берлине. В послевоенный период Сартр выделился тем, что попытался соединить эту нигилистическую идеологию с постулатами традиционной этической французской философии. Из этого исходил журнал «Les Temps Modernes», основанный в 1945 году Симоной де Бовуар и Сартром как трибуна для дебатов о будущем страны после Второй мировой войны. 29 октября 1945 года в клубе «Maintenant» Сартр прочел лекцию «Экзистенциализм как форма гуманизма». К вящему удивлению писателя, лекционный зал на улице Жана Гужона был переполнен, а речь пришлось читать перед бурно реагирующей публикой, состоявшей из серьезных девушек и молодых людей[133]
.Эта лекция стала наглядным примером того, что экзистенциализм вышел за стены университетских аудиторий и сделался неотъемлемым элементом жизни целого поколения молодежи, пережившей войну, но продолжавшей сомневаться во благах западной цивилизации. Со всей Франции молодые люди устремились на Сен-Жермен-де-Пре, чтобы поучаствовать в бурных культурных потрясениях, которые станут первым шагом к послевоенному обществу поп-культуры. Экзистенциализм оказал влияние как на стиль жизни многих парижан, так и на их философию. Активисты движения пользовались собственным сленгом, пестрившим немецкими словечками, предпочитали повседневную одежду черного цвета, одинаковую для обоих полов. Мужчины зимой носили
Духовной штаб-квартирой «поколения экзистенциализма» стал ночной клуб «Le Tabou» на улице Дофина, когда-то здесь любили собираться посыльные из редакций газет, а теперь — все, кто прогуливал ночи в «Bar Vert», «Montana», «Mabillon», «Chez Cheramy» и других кафе округи. Прошло немного времени, и пресса возвестила о новой охватившей молодежь левобережья моде. В мае 1947 года журнал «Samedi Soir» опубликовал сенсационную статью «Вот так живут троглодиты Сен-Жермен!». Автор описал «гигантские оргии молодых экзистенциалистов», которые проводят жизнь, «предаваясь пьянству, танцам и любви в подвалах, и будут делать это, пока атомная бомба, которую они так ждут, не упадет на Париж». Именно эта версия экзистенциального стиля жизни обошла весь мир и породила миф о разнузданности Сен-Жермен-де-Пре, райского местечка для битников того времени. Это был сверкающий мир ночной жизни, населенный усердно выпивающими молодыми литераторами и студенточками, податливыми, легковерными и изощренными в искусстве любви. Этот мир славили песни. Стефан Гольман проникновенно пел: