Париж: анатомия великого города

Шевалье тосковал по прошлому и, утверждая, что весь город вычищен и дистиллирован, сильно преувеличивал: краткая прогулка по улице Готте д’Ор в начале 1970-х опровергла бы его слова напрочь. Однако сказать, что Шевалье, заявляя, что центр Парижа теряет свою историческую сущность, был неправ, нельзя. Доказательство тому в любой день можно увидеть в Марэ — ранее самом запущенном районе города, где сегодня шум машин, гомон туристов и гуляющих по модным магазинам улицы Фран-Буржуа парижан свидетельствуют, что это уже далеко не простой рабочий район столицы. Хотя наследие прошлого незримо, но ощутимо присутствует здесь и сегодня. «Фа-садизм» («Façadisme») — капитальная перестройка, при которой полностью разрушают и отстраивают заново здание изнутри, сохраняя только фасад, сохраняя, таким образом, лишь облик прошлого, — стал в 1970-х годах главным методом реконструкции Марэ и других обветшавших районов столицы. Позднее этим термином стали обозначать общий процесс реконструкции Парижа и превращения города в выхолощенный музейный экспонат, потерявший «опасные классы», формировавшие его историю. Сегодняшний Марэ — туристический квартал, куда едет всякий желающий прикупить модную одежду, посетить художественные галереи, найти мебель в стиле китч или гомосексуального партнера. Не следует все же забывать, что этот квартал развлечений по сути своей — оторванный от реальной жизни спектакль. Пища здесь всегда среднего качества, клиентура баров — в основном иностранцы, то есть все, как в любом другом крупном западном городе XXI века. Историческая уникальность Марэ безвозвратно ушла в прошлое.

Современный облик

То, что переезд населения из центра столицы в 13-й и прочие переферийные округа совпал с политической стагнацией 1970-х, не случайность. К концу того десятилетия жить в центральной части Парижа, раскинувшейся по обе стороны Сены, было по карману только самым состоятельным из горожан. Многие представители поколения 1968 года (так называемые «soixante-huitards», «люди шестьдесят восьмого») считали, что имеют полное право пользоваться городскими удовольствиями, но денег на это не имели и зарабатывать не желали, так что единственным для них выходом стало совместное проживание в коммунах или общежитиях иммигрантов. Самые разные «автономные» группы оккупировали заброшенные и пустующие здания, чем жутко раздражали городские власти. В большинстве своем они селились в XIX, XX и XIII округах и были яркими представителями контркультуры, которая, пусть и проиграв битву 1968 года, считалась истинной наследницей исторической культурной традиции.

Заметный след в культуре столицы оставил и панкрок. Это музыкальное течение расцвело в середине 1970-х в Нью-Йорке, Лондоне и отчасти в Париже. Такие парижские антрепренеры, как продюсер Марк Зермати и пионеры рок-музыки «Шег Нести» и «Станки Тойз» стали неотъемлемой частью европейского панк-движения (менеджер «Секс Пистолс» Малькольм Макларен утверждал, что группа испытала влияние ситуационистов). Нигилистическая философия панк-движения вызвала всеевропейскую моду на переезд из центра городов на окраины и сближение с маргиналами. Популярность движения сквоттеров, самовольно заселяющих заброшенные здания, и увлечение наркотиками способствовали развитию эстетики сознательного саморазрушения и аутсайдерства. Типичным представителем искусства тех лет был довольно харизматический поклонник Кийта Ричардса и Пикассо Роберт Малаваль, которого восхищало творчество Дали и яркое «самоубийство искусства». Жил он стильно (на взятые в долг деньги) — снимал квартиру на модной рю дю Понт-Луи-Филипп. Он умер в 1980 году — совершил самоубийство, приняв слишком большую дозу наркотиков под классический панковский гимн Ричарда Хелла «Blank Generation»¹, — это, как написал сам Малаваль, его единственный дар будущим поколениям.

Однако парижские панки не оценили столь мелодраматический жест; в отличие от английских и американских соратников они больше думали о политике и собственных правах. Причиной тому стало влияние политических кругов Франции на панк-движение. Весьма заметной группой тех лет была, например, «Базука» — коллектив самоучек, «террористов от искусства», собравшийся в 1975 году с единственной целью: устроить как можно больше шума в прессе, представив ей «настоящий современный Париж». В группе играли Оливия Клавель, Лулу Ларсен, Бернар Видаль, Жан Рузо, Кики и Лулу Пикассо. Все они давно состояли в различных группах и кружках, все до одного ненавидели хиппи (которых французы называли «babas cool»[141]^[142]) и мстили им. На ранних фотографиях 1975 года заметно сильное влияние ансамбля «Нью-Йорк доллс» и нью-йоркского стиля «трэш», они выглядят как некая версия сексуальных и накачанных наркотиками английских рокеров из «Мэник Стрит причерз».