Париж никогда тебя не оставит

– Так что это будет, мисс Вивьен Форэ? – Он, должно быть, знал ее фамилию по их семейному счету, но Ви не думала, что он может помнить ее имя. – Рождественские огни или менора Хануки?

Так вот что это было такое. Она, наверное, как-то это почувствовала. Виви поставила менору обратно на прилавок.

– Я просто хотела посмотреть, – сказала она виновато. – Мама послала меня за лампочками.

– Так, может, в этом году тебе стоит преподнести маме сюрприз.

Она потрясла головой:

– Мама в религию не верит.

Он посмотрел на лампочки, которые она держала.

– А что же это тогда такое у тебя в руке?

– Она говорит, Рождество – это другое. Необязательно связывать это с религией.

– А Хануку, значит, обязательно? Это Америка. Земля свободы. Дом храбрых. Не стесняйся, забирай и то и другое. Лишних денег никто с тебя брать не собирается.

– А вы – еврей? – спросила она.

– А птицы летают?

– И я.

– Тоже мне новость.

– Мама говорит, она не знала, что она еврейка, пока ее не сделал еврейкой Гитлер.

Он пожал плечами:

– Кто-то из нас знал. Кто-то даже не догадывался. В конце концов никакой разницы это не составило. – Он продолжал внимательно смотреть на нее. – Но такой умной девочке, как ты, – тебе ведь любопытно, верно?

– Ну… – она замялась, – мне кажется, если другие люди знают, что я еврейка…

– Уж на это можешь положиться.

– Тогда мне надо знать хоть что-то о том, каково это – быть еврейкой.

– Как я уже говорил, ты умная девочка. Вот что я тебе скажу, – тут он взял в руки подсвечник, – менору ты забирай.

– Не могу. Мама послала меня за лампочками.

– Значит, лампочки ты и купишь. А менору заберешь так. Это мой тебе подарок. – И он снова улыбнулся этой своей чужой белозубой улыбкой. – Не беспокойся. У меня здесь скидка. Я даже добавлю свечки. Так что теперь тебе не придется ждать еще одного Гитлера, чтобы он раскрыл тебе секрет.

Пока он все это говорил, идея казалась совсем неплохой. Но теперь, стоя на черно-белом полу в холле своего дома, былой уверенности Виви уже не испытывала. Хотя нет, уверенность у нее была. Уверенность в том, что это крайне дурная идея. Мать будет в ярости. Можно, конечно, отнести эту штуку обратно мистеру Розенблюму, но ей не хотелось его обижать. Или попросить тетю Ханну пока подержать это у себя? Тете Ханне мистер Розенблюм нравился. Это она рассказала Виви, что зубы у него такие белые и крупные, потому что они вставные. Свои он все потерял в лагерях, и стоматологи в госпитале Монтефьоре, где беженцев лечили бесплатно, сделали ему новые. Но пускай тетя Ханна ее и балует, она не станет помогать ей скрывать что-то от матери. А если об этом прослышит дядя Хорас, он тем более не станет.

Единственным решением было просто спрятать эту вещь, и все. Она засунет это к себе в гардероб или в книжный шкаф, за книжки, из которых она уже выросла, но с которыми ей не хочется расставаться. Она же не собирается ставить в это свечи, которые подарил ей мистер Розенблюм, или зажигать их. Ей просто хотелось, чтоб у нее была эта штука.

* * *

Мать всегда просила у нее прощения за все те рождественские вечеринки, куда ей приходилось ходить по работе, но Виви была вовсе не против. Бывало, что мама и дядя Хорас оба уходили на вечеринку, а они с тетей Ханной ужинали вместе за большим деревенским столом на кухне с каменным полом и маленьким кухонным лифтом для блюд, который до сих пор работал, хотя никто им больше не пользовался. Ужины у тети Ханны были похожи на те, что она ела в домах у своих подруг. Бараньи отбивные или гамбургеры, зеленая фасоль или печеная картошка. Ей нравилось, как готовит мать, но ей было прекрасно известно, что ее подругам есть омлет по вечерам казалось странным, и, когда они приходили на ужин, она не раз замечала, как они пытаются спрятать у себя в тарелке несъеденные грибы. А иногда ей просто нравилось оставаться в квартире в одиночестве. Так она чувствовала себя менее виноватой, когда уходила из дома, оставляя в одиночестве мать. Сегодня же у нее была причина радоваться, что дома никого нет.

Виви вытащила менору из-за книжек «Бетси-Тейси»[34], поставила тяжелый подсвечник на экран батареи под окном, отступила на шаг. Тогда-то у нее и появилась эта идея. Она не собиралась зажигать свечи, которые ей дал мистер Розенблюм, но какой может быть вред от того, что она зажжет их на минуточку, а потом сразу задует? Она же не собирается баловаться с огнем. Просто зажжет пару свечей. Посмотрит, каково это – быть еврейкой.

Она вернулась к книжному шкафу, достала свечи. Мистер Розенблюм сказал, что сначала надо зажечь верхнюю свечу, а уже от нее – все остальные, справа налево. «Как мы читаем, только наоборот», – заметила она. «Только не на иврите», – был его ответ. Первую свечу зажигают в первую ночь, а потом добавляют по одной свече каждый вечер, пока праздник не кончится. Виви понятия не имела, когда должна наступить эта самая первая ночь, но кто знает, может, тогда мать как раз будет дома. Кроме того, она вовсе не собиралась ничего отмечать. Ей просто хотелось посмотреть, на что это было бы похоже.