В апреле 1814 года Париж представлял собою удивительное зрелище города разом и мирного, и военного. Потрясение, которое испытали парижане, было особенно велико потому, что до этого в течение многих веков столица Франции не видела в своих стенах иностранных войск.
Рассуждая о патриотизме парижан в 1814 году, профессор А.Н. Дахин пишет:
«Приведем еще один пример, вызывающий даже не удивление, а, скорее, недоумение. Какой бы правитель-победитель ни вступал в Париж, жители всегда встречали его ликованием. Генерал Бонапарт, бесславно завершивший свой египетский поход, возвратился в Париж – парижане ликовали. Его разгромили в 1814 году – парижане опять ликуют! Даже написаны картины прохождения оккупационных войск по улицам Парижа. Изгнанный победителями на остров Эльба Наполеон высаживается во Франции и доходит до столицы – все то же ликование. Свергли императора окончательно, и произошла реставрация Бурбонов – опять всеобщий восторг. Все это наводит на размышления и вызывает желание разобраться в событиях 1814 года, свидетельствующих то ли о патриотизме французов, то ли о его отсутствии. Постараемся извлечь уроки из французской истории, из ошибок и просчетов ее деятелей».[71]
Это удивительно, но в то время численность населения Парижа составляла почти 700 000 человек, и он был вторым городом Европы после Лондона. Вокруг Парижа была построена большая крепостная стена. Как уже говорилось, регулярных войск в Париже было около 25 000 человек, плюс к этому 12 000 человек национальной гвардии. Но парижские буржуа и местные жители практически сразу же стали вывешивать из окон белые флаги и даже простыни. Париж покрылся белым цветом, и все стали приветствовать императора Александра I и прусского короля Фридриха Вильгельма III.
Александр I на изысканном французском языке сказал:
– Я пришел к вам не как враг, а чтобы принести вам мир!
В ответ одна экзальтированная дама вскочила на стремя коня и стала обнимать русского императора.
Войска прошли маршем до Елисейских Полей. Многие молодые парижанки просили русских офицеров посадить их рядом с собой на коня. Сначала некоторые ждали грабежей, погромов, насилия, но на самом деле в Париж вошла «чистая, аккуратная армия, да еще с белыми бурбоновскими повязками, и все искренне обрадовались окончанию войны».[72]
Георг Эмануэль Опиц.
Казаки у Триумфальной арки. 1814 год
Генерал А.И. Михайловский-Данилевский свидетельствует:
«Неизъяснимые чувства и мысли волновали меня, когда в семь часов вечера мы въехали в предместье Парижа. Уже мы в воротах Сен-Мартен, на бульваре, в улице Сент-Оноре, среди шумной столицы! Толпы народа бегут за нами. Парижане не полагали так скоро увидеть императора Александра. Радость становится тем сильнее, чем приезд Его Величества был для них неожиданнее. Многие смотрят на государя и не узнают его; а потом, подобно человеку, заключенному в мрачную темницу, который впервые по освобождении видит дневное светило, парижане взывают в восторге: «Вот Александр! Вот наш избавитель!» Восклицания радости сопровождали государя до дворца Элизе-Бурбон, назначенного для его пребывания».[73]
Русский офицер В.И. Левенштерн происходил из весьма богатой семьи и мог позволить себе пригласить одного молодого роялиста в ресторан
На самом деле, и многие военные историки соглашаются с этим, союзная армия сильно рисковала во время «битвы за Париж». Дело в том, что Наполеон мог бы вооружить от 40 000 до 50 000 рабочих. Плюс его собственная армия, которая контролировала коммуникации союзной армии. Как долго последняя продержалась бы во вражеской столице, если бы было оказано решительное сопротивление? Именно на эти обстоятельства и обращал внимание методичный М.Б. Барклай-де-Толли. Как видим, основания для беспокойства у него были.
Рассуждая подобным образом, профессор А.Н. Дахин делает следующий вывод: